Маршалл Мак-Люэн - Понимание медиа: Внешние расширения человека

Деньги всегда сохраняют в себе черты товарного и общественного характера. Вначале выполняемая ими функция перенесения хватательной способности человека с ближайших продуктов и предметов потребления на более отдаленные едва заметна. Повышение мобильности хватания и торга поначалу незначительно. Так же обстоит дело с появлением речи у ребенка. В первые месяцы жизни хватание происходит рефлекторно; способность к волевому снятию напряжения приходит лишь к концу первого года. Речь появляется с развитием способности отпускать объекты. Она дает способность к отстранению от среды, которая есть одновременно и способность к большей мобильности в познании этой среды. Таким же образом развивается представление о деньгах как о валюте, а не товаре. Валюта — это способ освобождения от непосредственно наличных продуктов и предметов потребления, служащих поначалу в качестве денег, с целью распространения торга на весь социальный комплекс. Торговля с помощью валюты основана на принципе попеременного циклического схватывания и отпускания. Одна рука удерживает изделие, служащее объектом соблазна для другой стороны. Другая рука требовательно протянута в направлении объекта, который желательно получить в обмен. Первая рука разжимается, как только другая прикасается ко второму объекту, и происходит все это на манер того, как артист, выступающий на трапеции, меняет одну перекладину на другую. На самом деле, как утверждает Элиас Канетти в книге «Масса и власть », [188] См.: Э. Канетти. Указ. соч. С. 229–231. торговец вовлечен в одно из древнейших занятий, а именно — лазанье по деревьям и перемещение с ветки на ветку. В примитивном хватании, калькуляции и временной координации движений крупных древесных обезьян он видит перевод в финансовые термины одного из древнейших образцов движения. Как посреди ветвей деревьев рука освоила образец схватывания, совершенно отличный от поднесения пищи ко рту, так же торговец и финансист развили увлекательные абстрактные виды деятельности, являющиеся продолжениями алчного лазанья и мобильности крупных обезьян.

Как и любое другое средство коммуникации, деньги — это основной продукт, природный ресурс. [189] См. конец главы 1. Как внешняя и видимая форма стремления меняться и обмениваться, они суть корпоративный образ, институциональный статус которого зависит от общества. Вне участия в делах сообщества деньги лишены всякого смысла. Это открытие сделал для себя Робинзон Крузо, когда обнаружил монеты на потерпевшем крушение судне:

«Я улыбнулся при виде этих денег. "Ненужный хлам, — проговорил я, — зачем ты мне теперь? Ты и того не стоишь, чтобы нагнуться и поднять тебя с полу. Всю эту кучу золота я готов отдать за любой из этих ножей. Мне нечего с тобой делать. Так оставайся же, где лежишь, и отправляйся на дно морское, как существо, чью жизнь не стоит спасать!"

Однако ж, поразмыслив, я решил взять деньги с собой и завернул в кусок парусины. Затем я стал подумывать о сооружении плота…» [190] Пер. М. Шишмаревой. Цит. по: Дефо Д. Робинзон Крузо. Диккенс Ч. Приключения Оливера Твиста. М.: Детская литература, 1980. С. 63.

Примитивные товарные деньги, как и магические заклинания в бесписьменном обществе, могут быть вместилищем власти и часто становились поводом к лихорадочной экономической деятельности. Туземцы Южных морей, вовлекаясь в этот процесс, не ищут никакой экономической выгоды. За яростным включением в производительную деятельность может последовать намеренное уничтожение продукции ради приобретения морального престижа. Но даже в этих культурах «потлача» следствием денежного обращения была интенсификация и акселерация человеческих энергий, которая с введением технологии фонетического алфавита стала в древнем мире универсальной. Наряду со способностью переводить один вид работы в другой и сводить первый ко второму, деньги, как и письмо, обладают способностью специализировать и перенаправлять человеческие энергии и разделять функции. Даже в эпоху электричества они нисколько не утратили эту способность.

Потлач распространен очень широко, в особенности там, где сбор или производство продуктов питания нетрудоемки. Например, у рыбаков северо-западного побережья Америки и крестьян Борнео, занятых выращиванием риса, производятся огромные излишки продукции, которые должны быть уничтожены, ибо в противном случае могут возникнуть классовые различия, способные разрушить традиционный социальный порядок. На Борнео путешественник может увидеть, как во время ритуалов выставляются под проливной дождь тонны риса и сносятся огромные художественные постройки, в возведение которых были вложены колоссальные силы.

В то же время, хотя деньги в этих примитивных обществах могут высвобождать безумные энергии, нацеленные на то, чтобы зарядить кусочек меди магическим престижем, на них очень мало можно купить. Богатые и бедные по необходимости живут почти одинаково. Сегодня, в электронную эпоху, богатейший человек начинает пользоваться почти теми же формами проведения досуга и даже теми же продуктами питания и транспортными средствами, что и человек самый заурядный.

Употребление такого товара, как деньги, естественным образом повышает его производство. Неспециалистская экономика Виргинии в семнадцатом столетии делала устоявшиеся европейские валюты совершенно ненужными. Располагая небольшим капиталом и желая вкладывать как можно меньшую часть этого капитала в денежную форму, виргинцы в некоторых случаях прибегали к товарным деньгам. Когда такой товар, как табак, был узаконен в качестве легального платежного средства, это стало стимулом к увеличению производства табака точно так же, как принятие металлических денег привело к увеличению добычи металлов.

С появлением репрезентативных, или бумажных, денег деньги как социальное средство расширения и перевода труда и мастерства в доступную и портативную форму потеряли значительную часть своей магической силы. Как речь с появлением письма, а далее книгопечатания утратила свою магию, так и принудительная аура денег сразу же растаяла, как только золото вытеснили напечатанные деньги. Сэмюэл Батлер в романе " Едгин" (1872) ясно на это намекал, когда говорил о таинственном престиже, создаваемом благородными металлами. Его высмеивание денежного посредника приняло форму переноса старого почтительного отношения к деньгам в новый социальный контекст. Новый тип абстрактных, печатных денег, свойственный эпохе высокоразвитой индустрии, просто не может поддержать эту старую установку:

«Это настоящая филантропия. Человек, делающий колоссальные прибыли на торговле трикотажем, но сумевший благодаря своей энергии сбить цену шерстяных изделий на тысячную долю пенни с каждого фунта, — да такой человек стоит десяти профессиональных филантропов! На едгинцев это производит настолько сильное впечатление, что если человек наживает за год состояние, превышающее 20 000 фунтов, его освобождают от всякого налогообложения, рассматривая как произведение искусства и считая слишком драгоценным человеком, чтобы ему досаждать. Они говорят: "Как много он, должно быть, сделал для общества, раз сумел убедить общество дать ему так много денег". Столь величественная организация внушает им благоговейный трепет; они считают, что она упала на них с неба.