Марк Роулендс - Философ на краю Вселенной. НФ–философия, или Голливуд идет на помощь: философские проблемы в научно–фантастических фильмах

Итак, чтобы создать киборга—убийцу, необходимо в первую очередь сконструировать подходящую нейронную схему. Киборг, который получится в итоге, скорее всего, не будет поражать математическими способностями или шахматным мастерством. Да и зачем ему нужны такие таланты? Представьте себе: «Терминатор–3» — Арни щелкает алгебраические задачки. Кто же пойдет на такой фильм?

Найти подходящее тело для киборга — не такая простая задача. С одной стороны, оно может существенно снизить возможности нейронной системы, которую мы изобрели для его мозга. С другой — тело дает возможность адекватных действий, которые могут упростить выполнение интеллектуальных задач, поставленных перед киборгом.

Мы сами часто с этим сталкиваемся. Представьте, как трудно было бы собрать паззл, если бы у нас не имелось возможности брать и перекладывать элементы, из которых он состоит, с места на место. Мы должны были бы создать воображаемую картину и мысленно менять элементы местами, проверяя, подходят ли они друг к другу. Вместо забавного развлечения мы получили бы скучную и трудную работу. Но у нас есть возможность брать элементы паззла в руки, перекладывать их, пробовать различные варианты. Умственная нагрузка при этом сразу снижается. То же самое происходит, когда мы производим сложные вычисления. Мы решаем задачу постепенно, записывая промежуточные результаты на бумаге. Все мы знаем, как долго и мучительно производить расчеты в голове (для некоторых это сложно делать даже письменно). Используя ручку и бумагу, мы существенно снижаем нагрузку на наш бедный мозг, облегчаем решение стоящих перед нами интеллектуальных задач.

Движения нашего тела нередко берут на себя часть бремени нашего мозга. Если бы такая возможность не была нам предоставлена, то мозгу пришлось бы стать гораздо сложнее и изощреннее. Если мы найдем для мозга киборга, организованного по принципу нейронной системы, тело, способное манипулировать информацией окружающей среды (например, собирать кусочки паззла или совершать вычисления с помощью ручки и бумаги), ему не понадобится слишком сложная структура мозга. Мозг и тело совместно выполняют интеллектуальные задачи; невозможно разделить их вклад в процессы мышления, памяти и восприятия.

Создание киборга—убийцы — невероятный, фантастический замысел. Но это один из способов показать, какими возможностями обладает материализм в формировании адекватного взгляда на мыслительные процессы. Спасибо Арни за то, что он сделал доказательство таким наглядным. Конечно, решены далеко не все проблемы, связанные с мышлением. Ни у кого, например, нет четкого представления о том, как мозг продуцирует сознание, с помощью которого мы получаем опыт. Если нам посчастливится сконструировать киборга, обладающего сознанием, наши знания в этой области не увеличатся.

Но все же Декарт и компания, по всей вероятности, ошибаются. Материальное существо может обладать интеллектом, у него происходят психические процессы, мы обнаруживаем у него внутренние состояния: мышление, восприятие, осознание. Я со всей ответственностью заявляю: в ближайшие сто лет у нас появятся интеллектуальные машины, они просто не могут не появиться. Искусственные нейронные системы становятся все более совершенными, овладевают областями деятельности, которые раньше считались для них недоступными. Они делают логические и математические заключения, с удивительной непринужденностью разговаривают на иностранных языках. Осталось только превратить компьютеры в роботов: поместить нейронные схемы в подходящую оболочку, которая могла бы совершать физические действия, помогая решать интеллектуальные задачи и снижая нагрузку на мозг.

И что тогда? Как новоиспеченные мыслящие существа будут к нам относиться? Будут они подчиняться человеку или пытаться его уничтожить, или просто игнорировать, не считая заслуживающим внимания? Разумные создания — существа обычно неприятные и довольно злобные. Значительная разница в развитии обычно ведет, как показывает история человечества, к уничтожению или подавлению менее «продвинутой» в научно—техническом отношении расы. Попробуйте спросить об этом американских аборигенов — инков, ацтеков, майя, а также неандертальцев и кроманьоцев. Поскольку мир эволюционирует в сторону все большего развития интеллекта и сознания, вполне может случиться, что разумные механизмы и силиконовые киборги оставят нас далеко позади. Может быть, на следующем этапе эволюции для человечества уже не будет места: оно лишь подготовит почву для нового вида. Кто знает, какой конец всем нам уготован?

Аста ла виста, крошка!

Я не перестаю восхищаться философской деятельностью Арнольда Шварценеггера и не собираюсь скрывать этого. Он непревзойденный актер—мыслитель и, подобно великому немецкому философу Иммануилу Канту, породил целый ряд подражателей. Но в 1990 году произошло событие, сыгравшее важную роль в развитии жанра НФ—философии. В результате сотрудничества Арни с одним из самых значительных режиссеров—философов нашего времени, голландцем Полом Верхувеном, появился выдающийся фильм, который войдет в десятку лучших картин всех времен и народов в жанре НФ—философии. Конечно, было бы несправедливо отдать все почести Шварценеггеру и Верхувену, забыв о гениальном Филиппе К. Дике, написавшем роман, который лег в основу фильма. Позже, в следующих главах, мы уделим больше внимания этому плодовитому писателю, занимающему видное место в движении Нф—философии. Картина Верхувена «Вспомнить все» вызвала нарекания некоторых критиков, возмущенных чрезмерным натурализмом и якобы беспричинной жестокостью. Отмечали сцену, в которой Арни, взбегая по эскалатору, использует в качестве щита от града пуль одного из приспешников главного злодея, и смерть Рихтера в очень убедительном исполнении Майкла Айронсайда. Я уверен, что эти критики не увидели бы философскую проблему, даже если бы она находилась у них перед самым носом. Эти сцены слишком ярки и живописны? Может быть, но в них нет беспричинной жестокости. Несмотря на то что в фильме есть насилие, основное назначение этой картины — защита одной из философских идей — теории памяти. Я скажу даже, что во всей западной философии не появлялось более убедительного аргумента в пользу этой теории. Такие гиганты, как Джон Локк или современный мыслитель Сидни Шумахер, предпринимали попытки доказать правоту этой идеи, но их усилия не идут ни в какое сравнение с аргументацией Верхувена—Шварценеггера.