Андрей Столяров - Освобожденный Эдем.

Для индустриального общества, в свою очередь, характерна редуцированная семья, состоящая, как правило, из родителей и детей, индустриальное (машинное) производство, захватывающее в том числе и сельскохозяйственный сектор, и национальное государство, выражающее представление данной культуры о себе самой. Поскольку социальное пространство семьи сокращается, то возрастает социальное пространство личности. Это закрепляется в гражданских правах и демократической форме правления. Трансценденция в индустриальном обществе становится светской и переходит в форму универсальных социальных доктрин. Общество ориентировано не на сохранение, а на развитие: инновации приобретают престижный статус.

Переход от традиционного общества к индустриальному уже многократно анализировался 7. Напомним лишь его основные черты. Сокращение сельскохозяйственного сектора экономики и расширение промышленного, начинающего лидировать, вызывает перемещение громадных людских масс в города и образование пролетариата, который вовсе не является фантомом марксизма. Это в свою очередь, приводит к плавлению идентичностей, поскольку «человек деревенский» оказывается в непривычной для него городской индустриальной среде, к повышению социальной температуры и «восстанию масс» — тотальной пассионарности общества, которая может быть структурирована как позитивным, так и патологическим образом.

В настоящее время подобную трансформацию претерпевают цивилизации Востока и Юга: у Китая и азиатских «драконов» это выражено торговой экспансией, у Исламского мира — экспансией религиозной. В этом, кстати, заключается и ответ на вопрос, который мы поставили несколько раньше. Почему ислам, формально являясь метафизическим продолжением христианства, не может обеспечить переход глобальной, общечеловеческой цивилизации к когнитиву? Все очень просто. Именно потому, что он загружен сейчас другой социальностью. Ислам в настоящее время обеспечивает переход от традиционного общества к индустриальному.

В свою очередь, когнитивная фаза развития только еще возникает, и география новой реальности страдает неопределенностью. Вместе с тем, базисные ее параметры уже просматриваются. Продолжается начатая при индустриализме редукция института семьи: основной единицей когнитивного общества становится отдельная личность. Это связано с переходом значительной части работающих к офисному труду, устраняющему последние «технические» ограничения для женщин и молодежи. Одновременно начинается демонтаж государства: часть его суверенитета уходит «наверх» — в региональные и транснациональные организации, управляющие экономическими потоками, а часть — «вниз», в корпоративные и сетевые домены, изымающие у государства многие социальные функции. Либерализм делает государственные границы прозрачными, образуется «глобальное открытое общество» 8, опирающееся на такую же глобальную «потоковую» экономику, некий Pax Oeconomicana 9, где реальная власть начинает переходить к анонимным транснациональным элитам. Сопутствующее этому этническое перемешивание, возникновение множественных инородных анклавов как в Европе, так и в Соединенных Штатах, редуцирует европейскую трансценденцию, европейский объединительный монолог до доктрины мультикультурализма. Реальность, по крайней мере в западной цивилизации, становится мозаичной, она утрачивает вертикальную экзистенцию.

Все это свидетельствует о деконструкции индустриальной матрицы: процесс, который уже зафиксирован философией постмодерна 10. Причем, несмотря на очевидное плавление идентичности, отмечаемое исследователями 11, пассионарность Запада в данном процессе оказывается невысокой. Это объясняется, с одной стороны, демографическим кризисом, продолжающимся в Западном мире уже несколько десятилетий, а с другой — возрастающей эмиграцией молодежи (носителя пассионарности) в виртуальное измерение.

Фактически, пассионарность западной цивилизации выражается сейчас лишь в имперской экспансии, проводником которой являются прежде всего США. При этом простая физическая экспансия, пусть даже в виде талассократии, начальный механизм которой был создан еще в период господства на Средиземном море древних Афин, имеет очевидные негативные следствия: «имперское расширение» приводит к социальному охлаждению самой империи, к падению внутренней температуры ее до уровня, при котором какая-либо полезная деятельность становится затруднительной. Это видно по топтанию на месте Европы в деле реализации объединительного проекта, по политическим тупикам, в которые уткнулись Соединенные Штаты в бывшей Югославии, Афганистане, Ираке, по психосоциальным параметрам, свидетельствующим об астении. Так, например, рост числа наркоманов на Западе после краткого замедления в середине 1990-х гг., вызванного, вероятно, периодом эйфории в момент распада СССР, скоро возобновился и охватывает сейчас все более ранние возрастные категории 12. Одновременно увеличивается распространение немотивированной депрессии и синдрома хронической усталости, которые также являются показателями социальной апатии.

То есть, европейская трансценденция выродилась. Из формы, обозначающей нечто, она превратилась в форму, обозначающую ничто. Иссяк ее первоначальный источник. Ее метафизическая высота ныне стремится к нулю. Здесь уже нечего социализировать. Она больше не в состоянии управлять реальностью. Перспективой, которая вырисовывается все отчетливее, становится «первичное упрощение» — глобальная цивилизационная катастрофа, расчищающая пространство для новой исторической фазы. Так уже неоднократно происходило в прошлом. И. например, Ф. Фукуяма, провозгласивший когда-то «конец истории», считает это неизбежной платой за переход в иное историческое состояние 13.

В общем, если исходить из тех же крупных координат, то стратиграфию современности можно представить в виде конструкции «трех миров», связанных между собой состояниями перехода.

Первый мир — это глобализованные элиты, «когнитивная цивилизация», существующая не столько в географическом, сколько в оперативном пространстве.

Второй мир — это варваризованный Запад, силовые ресурсы, экспериментальная площадка по выработке новых практик и технологий.

Третий мир — это агропромышленные, индустриальные территории, поставщик сырья, товаров и кадров.

Переход от Третьего мира ко Второму обеспечивают традиционные матрицы. Переход от Второго мира к Первому не обеспечивается ничем. Глобальная человеческая цивилизация движется в пустоту, будущее ее расплывается в тумане неопределенности.