Дмитрий Гусев - Любители мудрости. Что должен знать современный человек об истории философской мысли

Выдающимся греческим философом был Ксенофан Колофонский. Всю свою жизнь он странствовал и на склоне лет поселился в Элее – городе в Южной Италии, где основал свою философскую школу, которая стала называться элейской.

Ксенофан известен своей критикой греческой – олимпийской – религии, которую можно назвать народной (как, впрочем, и любую другую), потому что она была распространена среди всего народа, то есть все греки верили в одних и тех же богов, по их представлениям живущих на горе Олимп. Эта религия была политеистической, или языческой. Ксенофан – один из первых философов, который отважился усомниться в реальности греческих богов.

Вот его рассуждения. Греки считают, что богов много. Тогда какому же из них надо поклоняться? Всем сразу – невозможно, потому что на это не хватит времени и сил. Значит, кому-то из богов надо отдавать предпочтение, а кого-то – игнорировать. Но кого? В любом случае, когда богов много, возникает путаница и неразбериха. Но главное в том, что олимпийские боги мало чем отличаются от людей. Во-первых, они все, по народным представлениям, в человеческом обличье, у каждого из них, как и у любого человека, есть руки, ноги, голова, глаза, уши… Во-вторых, они, как и люди, находятся в родственных связях друг с другом. Так, например, Зевс, Посейдон и Аид – родные братья, Гера – жена Зевса, а Афродита и Афина – их дочери. Надо добавить, что греческие боги, как и люди, делятся на мужчин и женщин. В-третьих, и это самое главное, посмотрите, что делают боги по представлениям греков: они ведут себя как люди – радуются и печалятся, ссорятся и враждуют, завидуют и обманывают. Более того, они спускаются иногда с Олимпа на землю и вступают в любовную связь с людьми, причем от такой связи рождаются дети. Потомки бессмертных богов и смертных людей называются в греческой религии героями. Например, знаменитый герой Геракл, совершивший двенадцать великих подвигов, был сыном Зевса и смертной женщины.

В чем же тогда отличие богов от людей? – спрашивает Ксенофан. Неужели только в том, что они бессмертны и более сильны, чем люди, а во всем остальном они такие же люди, а вовсе не боги. Все это и заставляет нас, продолжает он, усомниться в их реальности. Скорее всего, никаких олимпийских богов, по мнению Ксенофана, нет. И х придумали себе люди и, естественно, наделили их своими собственными качествами, поэтому греческие боги и получились антропоморфными. «Если бы коровы и лошади, – говорит он, – придумывали себе богов, то их боги были бы коровами и лошадьми».

Однако нельзя сказать, что Ксенофан стоит на идейных позициях атеизма. Атеизм(от греч. atheon – безбожие) – это полное отрицание существования Бога. Философ выступает не против религии вообще, а только против ее конкретной наивно-антропоморфной разновидности. Народной греческой религии он противопоставил свое понимание Бога. Бог, – говорит Ксенофан, – это высшее и непостижимое начало, и поэтому, во-первых, он один, во-вторых, он бесформен (то есть мы не можем приписать ему какую-либо известную нам форму – человека, животного, растения или еще чего-нибудь, так как мы о нем ничего не знаем), и, в-третьих, нам совершенно неизвестно, что он делает и как себя ведет, потому что он непознаваем. Такого Бога Ксенофан называет термином «единое» и говорит, что весь мир из него происходит и в него возвращается вновь. Единое – это и есть все мироздание. Воззрение, по которому Бог – не личность, находящаяся вне мира и вмешивающаяся в земные дела, а безличное начало, как бы растворенное во всем мире, слитое с ним воедино, называется пантеизмом(от греч. pan – все и theos – бог). Пантеизм был одним из наиболее распространенных и популярных воззрений в Древнем мире. Таким образом, Ксенофан вместо наивного антропоморфного политеизма (язычества) предложил философский пантеизм – идею, более глубокую и серьезную по сравнению с народными олимпийскими верованиями.

Продолжатель учения Ксенофана – философ Парменид Элейский вместо термина «единое», который означает все существующее, употребил понятие «бытие» (ни в коем случае нельзя говорить «бытиё»), всесторонне его рассмотрел и сделал очень любопытные выводы.

Это понятие, говорит Парменид, происходит от глагола «быть», который в личной форме звучит как «есть». Следовательно, бытие – это все, что есть, все, что существует. Но если что-то сейчас есть, то возможно ли, что его не было в прошлом? Если возможно, тогда получается, что нечто, которое сейчас есть и которого не было раньше, произошло из ничего. Но из ничего не может произойти нечто. Таким образом, если что-то сейчас есть, то это означает, что оно было. Другое дело, что оно могло быть в прошлом в иной форме, но его не могло не быть вовсе. Далее, если что-то сейчас есть, то возможно ли, что его не будет в будущем? Если возможно, тогда получается, что нечто, которое есть сейчас и которого не будет в будущем, обратится в ничто. Но нечто не может обратиться в ничто. То есть, если что-то сейчас есть, это обязательно означает, что оно будет и в дальнейшем. Правда, оно может перейти в иную форму существования, но не может исчезнуть вообще. Итак, получается, что если что-то сейчас есть, то это непременно означает, что оно было и будет, то есть что оно из ниоткуда не взялось и не может в ничто превратиться, или существует вечно. Из самого понятия «бытие», как видим, следует его вечность. То, что существует, обязательно вечно. Если же чего-то нет сейчас, то это значит, что его не было и не будет, ибо в противном случае пришлось бы предположить, что нечто обращается в ничто, из которого потом опять возникает нечто. Парменид произнес знаменитое высказывание, которое кажется на первый взгляд бессмысленным: «Бытие есть, небытия же нет». На самом деле в этой фразе подытожено все, что было нами сказано: если что-то есть, то оно есть всегда, а если чего-то нет, то его нет никогда. Вечность, как мы уже отметили, вытекает из самого понятия бытия и является его первым и наиболее существенным признаком.

Но то, что вечно, обязательно должно быть неделимым. Если что-то делится, значит, оно состоит из частей, и если части разъединятся, то этого предмета не будет. Следовательно, делимое то есть, то нет. А бытие есть всегда, и потому оно неделимо. Но если это так, то оно нечто сплошное, не состоящее из частей; и тогда возможно ли в нем какое-либо движение? Ведь если есть части и границы, то перемещение вполне допустимо. Но если что-то является абсолютно цельным и сплошным, то в нем ничего не может двигаться. Значит, бытие неподвижно. Но любое движение – это всегда какое-нибудь изменение. Стало быть, бытие еще и неизменно. Итак, в результате чисто логического, умозрительного рассмотрения бытия у нас получилось, что оно обязательно вечно, неделимо, неподвижно и неизменно. Такую картину бытия нарисовал нам разум. Но чувства наши (зрение, осязание и др.) рисуют совершенно другую картину: мы видим, что все не вечно (то есть возникает и уничтожается), делимо (состоит из частей), движется и меняется. Какая же из двух картин истинна: та, которую нам рисуют несовершенные и грубые чувства, коими наделены все вообще живые существа, или же та, которую нам рисует несомненно более тонкий и совершенный по сравнению с чувствами разум, имеющийся только у человека? Картина, представляемая нам разумом, является правильной, утверждает Парменид. Чувства же нас обманывают. Мы видим мир делимым, подвижным и изменчивым, на самом же деле он неделим, неподвижен и неизменен, только мы этого не видим, но понимаем разумом. Значит, действительно, или подлинно, существует не то, что мы чувствуем (воспринимаем органами чувств), а то, что мы мыслим (воспринимаем разумом). Такой вывод кажется необычным и странным, но мы уже видели, что подобную идею (о несовпадении чувственной и рациональной картины мира) высказывали, помимо Парменида, многие философы. Заслуга элейского мыслителя заключается в том, что он сформулировал ее очень точно и ярко, придав ей законченный, классический вид.