Николай Бердяев - Философия неравенства

Давно уже на вершинах культуры начался кризис культуры. В самых утонченных плодах культуры чувствуется недовольство культурой, недостаточность культуры, болезненный в ней надлом, искание путей к бытию сверхкультурному. Кризис культуры и искание нового бытия, превышающего культуру, совершается в том избранном меньшинстве, которое познало культуру до конца и изжило пути культуры, в высшем культурном слое. Этот процесс познали такие люди, как Ницше и Ибсен, как Гюисманс и Л. Блуа, как Достоевский и Толстой. Для огромного большинства никакого кризиса культуры не существует. Огромное большинство должно ещё приобщиться к культуре и пройти пути её. Кризис культуры, по характеру своему, есть кризис аристократический, а не демократический. Вы, демократы и социалисты, вы, революционеры, никакого кризиса культуры не пережили и даже не подозреваете о нём. Ваша вражда к «буржуазной» культуре никакого кризиса культуры не означает. Она означает лишь некультурность, лишь зависть к культуре и культурным, а не внутреннюю в ней трагедию. Применение к культуре чисто экономических категорий и чисто экономических оценок мешает войти внутрь культуры и узнать таинственную её жизнь. Вопрос ваш, обращенный к культуре, всегда ведь очень элементарный вопрос, в нём нет никакой сложности, нет проблематичности, нет глубины. Революционные демократические и социалистические движения отбрасывают назад в сфере культуры, понижают качественный уровень культуры и ослабляют интерес к проблеме культуры. Ваши «пролеткультуры» означают лишь то, что культура пролетает мимо вас и вы мимо нее. Вас интересует лишь революционное «просвещение» масс. Но и более высокое «просвещение», «просвещение» XVIII века шло мимо подлинной культуры и готовило падение культуры. Что делать вам с проблемами Ницше и Достоевского и что делать проблемам Ницше и Достоевского с вами? Для вас не существует ничего проблематического, вы чувствуете себя для этого слишком «просветителями». Ваше «полупросвещение», самодовольное и наглое, ни перед какими святынями не трепещущее и не склоняющееся, глубоко противоположно культуре, оно понижает культуру и громит её, но никакого внутреннего кризиса культуры не сознает и к углублению этого кризиса не ведет, так как не ведет ни к какому углублению. Вы хотите только, чтобы культура была популярнее, доступнее, демократичнее, дешевле, чтобы из нее исчезло всё аристократическое, малодоступное, слишком сложное и глубокое. Вы хотите упрощенного правописания, упрощенного языка, упрощенной мысли. Вот что означает ваша не «буржуазная» культура. Вы очень скромны в делах культуры, вы – минималисты, а не максималисты, люди середины. Но кризис культуры ощутили и сознали лишь те, которые были максималистами, а не минималистами в делах культуры. Кризис культуры в упрощенном правописании невыразим. Вы ещё плохо знаете таблицу умножения, в то время как на вершинах в таблице умножения уже усомнились. Но вам необходимо её ещё изучить. Революция временно ослабляет кризис культуры.

Поистине, кризис культуры совершается иерархически, как и всё, что подлинно, а не призрачно в мире совершается. Кризис этот по природе своей ничего общего не имеет с тем, что вы называете «революциями». Это – духовная и аристократическая революция, и происходит она в другом измерении. Кризис культуры совершается в глубинном измерении, а не в измерении плоскостном, как все ваши дела и движения. Что означает кризис культуры? Кризис этот есть острое переживание и острое сознание на вершинах культуры внутренней противоположности и внутренней несоизмеримости между культурой и бытием, между культурой и творчеством. Когда культура доходит до своих пределов, до последних утончений и усложнений своих проблем, начинают сознавать, что высшие достижения культуры не есть новое бытие, новая жизнь, что высшие продукты культуры несоизмеримы с творческим порывом, с творческим заданием. [2]Ибо, поистине, заданием творческого акта было новое бытие, новая жизнь, онтологическая истина, онтологическая правда, онтологическая красота. Но творческий порыв, направленный ввысь, пресекается тяжестью этого мира и направляется вниз. Создаются ценности культуры вместо нового бытия, книги, картины, учреждения вместо новой жизни, вместо иного мира. В культуре, в книгах, в картинах и учреждениях происходит как бы умаление самой жизни, иссякание бытия. В формальной, современной, классической культуре, в её науках и искусствах, в её государственных учреждениях и правовых институтах раскрывается бездна, полярно противоположная бездне самой жизни, бездне самого бытия. Это не может быть сознано в той середине, в которой живет масса не только некультурных людей, но и культурных, это раскрывается лишь в пределах и концах культуры, лишь на вершинах творческих достижений. Там охватывает смертельная тоска небытия, жажда подлинного бытия, жажда преображения мира, жажда нового неба и новой земли. Трагическая неудовлетворенность культурой и всеми её достижениями охватывает творцов культуры. Но она ещё не чувствуется потребителями культуры. Вот почему мировой кризис культуры совершается не в демократическом движении, не в массовых революциях, а в движении аристократическом, во внутренних революциях духа. Кризис культуры ясно обнаруживает, как жалки и плоски все вульгарные противоположения между «революционным» и «реакционным», между «левым» и «правым». Эти противоположения импонируют лишь на поверхности, в глубине же все реальные противоположения – иные и вся шелуха эта отпадает. В мире вечно остается трагический конфликт и трагическое непонимание между меньшинством, живущим творчеством, духовными исканиями, идеями, поэзией жизни, и большинством, живущим интересами, аппетитами, прозой жизни.

Самые творческие люди вершин культуры могут переживать глубокую неудовлетворенность культурой и сознавать глубокий кризис её. Но люди средней культуры или совсем некультурные не могут сделать отсюда никаких выводов против культуры, не могут идеализировать на этом основании состояние некультурности или докультурности. Трагедия культуры и кризис культуры, жажда лучших людей перейти к состоянию сверхкультурному, к новому бытию, к новой земле и новому небу, не могут быть аргументами в пользу скифской варварской идеологии. У русских, да и славян вообще, есть подозрительное и двусмысленное отношение к культуре. Мы любим говорить о «буржуазности» культуры и очень легко признаем себя стоящими выше культуры. Уклон к отрицанию культуры, в которой видят отпадение от изначальной цельности, от высшего жизненного типа, идеализация первоначальной, целостной народной жизни, предшествовавшей культуре, характерны и для самых замечательных и оригинальных русских мыслителей. У русских есть соблазн почувствовать себя скифами и противоположить себя эллинам. Скифская идеология народилась у нас во время революции. Она явилась формой одержимости революционной стихией у людей, способных к поэтизированию и мистифицированию этой стихии. Скифская идеология – одна из масок Диониса. В борьбе своей против серединности и умеренности всякой культуры она устремляется не вверх, к верхней бездне, а вниз, к нижней бездне. Современные скифы поют гимны не сверхкультурному, а докультурному состоянию. Менее всего устремлены они к новому небу и новой земле, к преображению мира. Они – язычники, в них клокочет кровь людей, не приобщенных к тайне искупления. В России скифская идеология есть своего рода языческий национализм, переходящий в нехристианский и антихристианский мессианизм. Скифы должны искупить грехи свои подчинением культуре и её суровой школе.