Константин Леонтьев - Письма о восточных делах

Сущность в том, что у нас нет середины между Царьградом турецким и Царьградом русским. Если нельзя сейчас сделать Царьград русским, то пусть будет Царьград султанским городом, лишь бы нам сохранить его для самих себя и притом как можно менее во всех отношениях испорченным . И в самом деле, чем может стать Царьград по удалении из него турок?

Он может стать или каким-то «интернациональным» городом если не по названию непременно, то по духу , по исторической роли своей или просто собственностью какой-нибудь великой державы.

Из народов соседних, живущих на Востоке, могли бы еще претендовать на обладание Босфором только болгары и греки. Но их непримиримого антагонизма уже одного достаточно, чтобы устранить сразу всякую мысль о способности как и тех, так и других владеть этим «перлом». Детские мечтания греков о «Великой идее», т. е. о восстановлении греческой Византии до Балкан и далее, и мелочной патриотизм болгар, которые, не умея возвыситься до славяно-вселенских интересов, готовы постоянно расстраивать и сокрушать нетерпеливыми раздорами православную Церковь (единственное серьезно охранительное начало в славизме), в равной мере делают эти оба народа недостойными владычествовать на Босфоре... И грекам и болгарам одинаково необходима дружеская, но твердая рука; рука, справедливая и к тем и к другим, во имя общеправославных интересов. Им нужны – в одно и то же время – елей любви для их разверстых язв и бич отеческий для обуздания их претензий, их пустой и мелочной гордыни. Держать елей в одной руке и бич в другой может только одна православная Россия!..

Мне кажется, говорить о том излишне, что русский народ не в силах будет выносить мысли об Англии или Австрии, владеющих Царьградом – колыбелью веры, объединившей нас у престола царского.

Если бы даже при каком-нибудь несчастном и почти невозможном сочетании обстоятельств Англия и захватила бы Босфор и владела бы даже им десять, двадцать лет, то и тогда бы никто у нас с этим положением дел не помирился бы, и изгнание англичан стало бы с той поры новым призванием России на Востоке. Претензии же Австрии, по-моему, просто были бы смешны.

В русском обществе (я говорю, в обществе , а не в народе ) многие по непониманию сущности вопроса мирятся скорее с мыслью о великом «вольном городе» на Босфоре.

Но что такое этот «вольный город»? Если этот «вольный город» будет не что иное, как некоторого рода «муниципальная республика чисто местного характера», равно независимая от Греции, Болгарии и даже России в своих внутренних делах и Западу вполне чуждая, то эта муниципальная, местная республика тотчас же должна будет, по слабости своей, позаботиться о том, куда ей примкнуть, чтобы сохраниться. Неизбежен будет сильный гарнизон; сильный флот для защиты ее самобытности от западных и каких бы то ни было посягательств.

Этот гарнизон и флот должны быть или какими-нибудь общими, смешанными, союзными, т. е. они должны быть составлены из частей русских, греческих, болгарских, черногорских, румынских, под чьей-нибудь (конечно, русской) преобладающей командой или просто русскими . Последнее гораздо проще, осуществимее, вернее и... может быть, даже было бы приятнее для всех этих единоверных нам наций, решительно не способных ни в чем, даже в самом здравом, уступить друг другу.

Таким образом, подобного рода «вольный город» характера чисто местного станет немедленно, с одной стороны, центром общевосточного или общеправославного соглашения, вероятно, имеющему принять юридически определенную форму конфедерации; а с другой – эта новая столица христианского Востока, столица политическая , так сказать, но не административная , по неизбежному требованию обстоятельств, стала бы немедленно чем-то вроде русской военной стоянки. От этого один шаг до русского наместничества. (Если я говорю: «военный лагерь», «военно-морская станция», «русское наместничество», то, разумеется, я называю вещи только приблизительно, не претендуя предрешать, в какой именно форме выразится эта необходимая для организации самого славяно-христианского Востока связь России с Царьградом. Вероятно, отношения эти должны будут принять какие-нибудь особые своеобразные формы, как вследствие самого отдаления Царьграда от центра русской администрации, так и по разноплеменности его населения. Итак, если Царьград станет «вольным городом» только для христиан Востока и России , а вообще для Запада предметом посторонним и недоступным, то слово вольность может относиться лишь до внутреннего, муниципального, думского управления городом или иметь тот смысл, что в конфедерацию христианских царств и княжеств Востока (с Россией во главе) должна войти между прочим и какая-то особая цареградская республика , не принадлежащая непосредственно ни России, ни Греции, ни Болгарии, ни Сербии, но равно нужная всем им как культурно-исторический центр, как центр религиозный, торговый, национальный и военный.

Центры внутренней администрации у каждого из этих государств могут остаться свои, но Царьград должен стать немедленно средоточием общевосточного единения и центральным оплотом против посягательств европейских держав . К этому, по крайней мере, мы должны стремиться. Это наш долг .

Что касается до вопроса: согласится ли на это так называемая Европа, то это дело лишь практических препятствий, которые устранятся или нет, смотря по тому, благоприятны или нет внешние обстоятельства.

Если современная Италия, которой «великие» дела могут возбуждать лишь улыбку постороннего человека, выждав свое время, могла завладеть Римом, имеющим, как центр католичества, несравненно более важное для Запада значение, чем Царьград, то чего же не может сделать Россия... если теоретическая сторона ее призвания будет ясна ее сынам?

Итак, вопрос о городе вольном только для нас – людей Востока – кончен.

Ясно, что этот номинально вольный город должен очень скоро стать русским на деле !

Теперь о городе нейтральном ; о городе нейтрализованном для всего мира или для всей Европы, по крайней мере.

Конечно, эта форма самая доступная, потому что большинство западных держав может легко ее допустить, предпочитая такого рода исход исключительному владычеству как Англии или Австрии, так и России в этом, драгоценном со всех сторон зрения, пункте...

Это форма окончательного разрешения Восточного вопроса, говорю я, самая доступная, самая благоприятная, может быть, с точки зрения тех держав, которые не так прямо, как Россия, и Австрия, и Англия заинтересованы в делах Востока.