Лев Шестов - Умозрение и Апокалипсис

Конечно, все это представляется обычному разумению до такой степени бессмысленным, невероятным и нелепым, что «учить» этому, строить на этом культуру кажется столь же безнадежным, как рассчитывать на возможность распространения Писания, не приспособленного к тому уровню развития, на котором находится современное человечество. Как можно требовать от просвещенных (и даже непросвещенных) людей, чтоб они серьезно слушали рассказы о том, что Иову вернули его убитых детей, Аврааму – закланного Исаака, что бедный юноша получил царскую дочь и т. п.? Хотя я уже не раз говорил это, но в заключение считаю нужным еще раз повторить: Киргегарду все это так же хорошо известно, как Гегелю и участникам греческого Симпозиона. В плоскости обычного мышления все это – невозможно, в плоскости обычного мышления разум или здравый смысл расплющивает, вдавливает в свои измерения откровенную истину. Оттого Киргегард и обращается, точнее рвется к «частному мыслителю» – Иову. Там, где для разума с его измерениями все кончается, там начинается великая и последняя борьба за возможность. От криков и воплей Иова, как от иерихонских труб, валятся крепостные стены: открывается новое, небывалое измерение мышлений. Этого измерения мышления – оно же определяет собой разницу между умозрительной и экзистенциальной философией – мы напрасно станем искать у греков или великих представителей немецкого идеализма. Сколько бы они ни говорили о свободе, как бы они ни превозносили разум – истина остается для них истиной принудительной: Бог не властен над Ничто. Если хочешь свободы, нужно удовлетвориться стоическим «fata volentem ducunt, nolentem trahunt»: человек должен ценить только то, что в его власти («возможное») и быть равнодушным ко всему, что не в его власти («невозможное»). Знание же о том, что возможно и невозможно, дает нам разум.

Но сотворенная Богом свобода, не терпящая и не выносящая принуждения, имеет совсем иной источник, с нашими знаниями не сливающийся. Она пренебрегает знаниями, она ищет не только того, что в нашей власти, но и того, что вне нашей власти. И я думаю, что, когда и если Бердяеву придется свести к очной ставке гнозис и экзистенциальную философию, он и сам не станет колебаться в выборе. Тогда такие слова, как «безблагодатный» и «непросветленный», он уже не станет применять ни к Киргегарду, ни к Ницше, а прибережет их (если только он все же найдет их нужным беречь) к Гартману, Ясперсу, к Гегелю и Канту, может быть, к Таулеру и Эккергарду, несмотря на их большие, даже безмерные заслуги пред мировой культурой. Начало премудрости есть страх Божий, а не страх пред Ничто. Свобода же приходит к человеку не от знания, а от веры, полагающей конец всем нашим страхам.

Какой алтарь уготовит себе тот, кто оскорбляет величие разума? – Спиноза, «Богословско-политический трактат», XV.

«О природе вещей» ( лат .).

Столько религия смогла внушить зла ( лат .).

Что действительно, то и разумно ( нем .).

В смягченных выражениях ( лат .)

Кризис рациональной науки ( нем .).

Брак назло ( фр .).

«И сына» ( лат .) – догмат римско-католической церкви.

Вл. Соловьев. Полное собр. соч. VIII, 456.

«Оправдание добра». Соч. VII, 200.

Покорных судьба ведет, непокорных тащит ( лат .).

Соч., VII, 28.

Соч., VIII, 153–154.

Соч., VIII, 149.

Сочетание противоположностей ( лат .).

Hamack, “Dogmengeschichte”, I, 3, 257.

Кн. С. Трубецкой, «Учение о Логосе», 364.

«История догматики» ( нем .).

«Сущность христианства» ( нем .).

Об одном и том же ведут речь еретики (гностики) и философы: откуда зло и почему ( лат .).

Новый Бог ( лат .).

Hamack, “Dogmengeschichte”, I, 283.

Ib., 307.

Ib., 246.

Через такое необходимое аллегорическое толкование Ветхого Завета был внесен в общины некоторый интеллектуальный философский элемент (гнозис), абсолютно отличающийся от апокалиптических снов, в которых появлялись толпы ангелов на белых конях, Христос с пламенными очами, адские звери, сражения и победы. В этом гнозисе многие начали усматривать специфическое добро, которое было обещано созревшей вере и через которое вера должна была дойти до совершенства… Опираясь на простые рассказы Ветхого Завета, была уже построена теософия, в которой самые абстрактные мысли получили воплощение и из которой звучала эллинская торжественная песнь о власти духа над материей и чувственностью и о истинной отчизне души ( нем .).

Отвергнуть Ветхий Завет во втором столетии была ошибка, которую отклонила великая церковь; удержать Ветхий Завет в 16-м веке была судьба, от которой реформация не смогла уйти. Но сохранение его в протестантизме с 19-го века как канонической основы есть следствие религиозной и церковной косности ( нем .).

Любопытно, как близко Соловьев подходит к Пелагию. Пелагий тоже писал: omne bonum et malum, quo vel laudabiles vel vituperabiles sumus (всякое добро и зло, за которое нас или хвалят, или порицают ( лат .)) и т. д.: и он превыше всего ценил похвалу и боялся порицаний морали!

Соч., VII, 656.

Ib., 176.

Согласно которому мы достойны похвалы или порицания ( лат .).

Ib., 131.

Ib., 109.

Что самое человечное? – Избавить кого-нибудь от стыда ( нем .).

Соч., VIII, 152 (Теоретическая философия).

Renan. “Orig. du Christianisme”, I, XXVIII (Предисловие).

Вл. Соловьев. «Национальный вопрос в России». Предисловие.

«Духовные основы жизни», 293.

Ib., 282.

Schellings Werke, Auswahl, Bd III, 515.

Ib., Ill, 627.

Сама по себе двойственность есть все, чем является бытие и невозможность быть ( нем .).

Ib., 479 и 487.

Ib., 486.

Ib., 706.

Понятие только созерцательное и имеет дело с необходимостью, тут же имеется в виду нечто находящееся вне необходимости, что-то своевольное ( нем .).

Ib., 637.

Личностью мы называем существо лишь постольку, поскольку оно может существовать помимо разума и по своей собственной воле ( нем .).