И Фролов - Введение в философию

Таким образом, теория цивилизаций в поздних работах Тойнби и его многочисленных последователей постепенно тяготела к универсальному объяснению всеобщей истории, к сближению, а в перспективе (несмотря на дискретность, вносимую развитием отдельных цивилизаций) - к духовному и материальному единству человечества.

Теория общественно-экономических формаций

Из теорий социального развития середины XIX - конца XX века наиболее обстоятельно была разработана марксистская концепция общественного прогресса как последовательной смены формаций. Над разработкой и согласованием ее отдельных фрагментов трудились несколько поколений марксистов, стремившихся, с одной стороны, устранить ее внутренние противоречия, а с другой дополнить ее, обогатив новейшими открытиями. В связи с этим среди самих марксистов происходили острые дискуссии по самым различным темам достаточно назвать хотя бы тему "азиатского способа производства", "развитого социалистического общества" и т.п.

Хотя Маркс и Энгельс стремились обосновать свою концепцию общественно-экономических формаций многочисленными ссылками на исторические источники, хронологические таблицы и фактический материал, почерпнутый из разных эпох, она тем не менее в основном покоилась на отвлеченных, умозрительных представлениях, усвоенных ими у своих предшественников и современников - Сен-Симона, Гегеля, Л. Г. Моргана и многих других. Иначе говоря, концепция формаций представляет собой не эмпирическое обобщение человеческой истории, а творческое критическое обобщение различных теорий и взглядов на всемирную историю, своего рода логику истории. Но, как известно, даже "объективная" логика не совпадает с конкретной действительностью: между логическим и историческим всегда существуют более или менее существенные несовпадения.

Взгляды Маркса и Энгельса на "объективную" логику истории в связи с представлениями об общественно-экономических формациях претерпевали уточнения и некоторые изменения. Так, первоначально они склонялись к логике Сен-Симона, отождествляя рабство и древний мир, крепостничество и средневековье, свободный (наемный) труд и Новое время. Затем восприняли логику членения всемирной истории у Гегеля (с известными видоизменениями): Древний Восток (никто не свободен), античность (некоторые свободны) и германский мир (все свободны). Древний Восток превратился в азиатский способ производства, античный мир - в рабовладельческое общество, германский же мир был расчленен на крепостничество и капитализм.

Наконец, ко времени написания Энгельсом "Анти-Дюринга" и "Происхождения семьи, частной собственности и государства" "объективная логика истории" обрела свой завершенный вид, образовав членение всемирной истории на пять общественно-экономических формаций, выделенных из двух социальных триад. Первая, "большая" триада включает в себя первобытно-общинный (коллективистский) строй без частной собственности, его антитезу классово-антагонистический, частнособственнический строй и их синтез в бесклассовом неантагонистическом строе всеобщего благосостояния, или коммунизме. Эта большая "триада" включает в себя малую "триаду" антагонистического строя: рабовладельческое общество, феодализм, или крепостническое общество, и, наконец, капитализм, или "наемное рабство". Таким образом, из "объективной" диалектической логики последовательно вытекает периодизация всемирной истории на пять формаций: первобытный коммунизм (родовое общество), рабовладельческое общество, феодализм, капитализм и коммунизм, включающий в себя как начальную фазу социализм, а иногда и отождествляемый с ним. Такая периодизация общественного прогресса в основном покоилась на европоцентристской его интерпретации, с некоторыми оговорками распространяемой на остальной мир, а также на провиденциальном его характере, устремленном к коммунизму.

Последовательную смену общественно-экономических формаций Маркс и Энгельс рассматривали как "естественно-исторический процесс", независимый от сознания и намерений людей, косвенно уподобляя его тем самым объективным законам природы. Об этом свидетельствует уже сам термин "формация", введенный в конце XVIII века Т. Фюкселем и широко использовавшийся минералогами, палеонтологами и геологами (в том числе Ч. Лайелем) для обозначения исторических напластований осадочных пород с целью определения их возраста.

За столетие, прошедшее после жизни Маркса и Энгельса, наши знания о всемирной истории человечества неизмеримо расширились и умножились: они углубились с 3 до 8-10 тысячелетий до нашей эры, включили в себя неолитическую революцию, а также распространились практически на все континенты. История человечества перестала вмещаться в представления о развитии общества как смене формаций. В качестве примера можно сослаться на историю средневекового Китая, где хорошо были знакомы с компасом и порохом, изобрели бумагу и примитивное книгопечатание, где в хождении были бумажные деньги (задолго до Западной Европы), где китайский адмирал Чен Хо в начале XV века совершил шесть плаваний в Индонезию, в Индию, в Африку и даже в Красное море, не уступавших по масштабам будущим путешествиям европейских мореплавателей (что, однако, так и не привело к появлению капитализма).

Таким образом, формационный путь развития человечества отнюдь не объясняет все сложные перипетии поступательного развития общества, что во многом связано с преувеличенным представлением о роли экономических отношений в жизни общества и умалением самостоятельной (далеко не всегда относительной) роли социальных обычаев и нравов, культуры в целом в деятельности людей.

Концепция формаций стала терять свою былую привлекательность как средство периодизации всемирной истории. Само понятие "формация" постепенно утрачивало свое объективное содержание, в частности из-за его произвольного применения к различным эпохам в истории "третьего мира". Все больше историков воспринимало понятие "формация" в смысле "идеального типа" М. Вебера.

Наконец, особенно со второй половины XX века к концепции формаций стали предъявлять следующие претензии. Из нее следовало, что социализм, идущий на смену капитализму, должен обладать более высокой производительностью труда, ростом благосостояния трудящихся и их более высоким уровнем жизни, расцветом демократии и самоуправления трудящихся, разумеется при сохранении планомерного развития экономики и централизованном управлении многими сферами общественной жизни. Однако проходили десятилетия после того, как была провозглашена победа социализма, а уровень экономического развития и благосостояния населения как в СССР, так и в других социалистических странах по-прежнему значительно отставал от достигнутого уровня в развитых капиталистических странах. Конечно, этому находили вполне убедительные объяснения: социалистическая революция победила, вопреки прогнозам, первоначально не в передовых, а в экономически более отсталых странах, социалистическим странам пришлось испытать тяжелейшие последствия Второй мировой войны, наконец, "холодная война" поглощает огромные экономические и человеческие ресурсы общества. Оспаривать эти объяснения было трудно, но тем не менее все более очевидным становилось парадоксальное положение: каким образом можно было быть страной с наиболее прогрессивным общественным строем, не будучи среди самых передовых экономических стран?