Карлос Кастанеда - Особая реальность

— Как же пейотль это делает? — спросил он.

— Прежде всего, — стал объяснять дон Хуан, — ты должен захотеть с ним познакомиться, и это главное. Затем ты отдаешься ему и встречаешься с ним много раз, прежде чем сможешь сказать, что познал его.

— А потом? — спросил Элихио.

— А потом съезжаешь с крыши — и задницей о землю! — не удержался Хенаро.

Все так и грохнули.

— Это целиком зависит от тебя, — невозмутимо продолжал дон Хуан. — Не бойся его, и он научит тебя, как правильно жить.

Наступило молчание; казалось, гости устали. Бутылка опустела. Лусио, поколебавшись, открыл следующую.

— А у Карлоса кто покровитель — пейотль? — спросил Элихио.

— Не знаю, — сказал дон Хуан. — Он трижды встречался с Мескалито, спросите его самого.

Все обернулись ко мне, и Элихио спросил:

— Ты в самом деле ел пейотль?

— Да.

Было похоже, что дон Хуан все-таки завладел вниманием собравшихся. Они не только перестали смеяться, но и захотели услышать от меня, что я испытывал при этом.

— Тебе не своротило рот? — спросил Лусио.

— Еще как, ужасная гадость.

— Зачем же ты ел? — спросил Бениньо.

Я стал объяснять, какой огромный интерес представляет учение дона Хуана о пейотле для западного человека. Я подтвердил, что все, сказанное им, — правда и каждый может проверить это на себе.

Но слушатели только улыбались. Я смутился. Я осознал всю бездарность моего рассказа и совсем растерялся. Дон Хуан пришел мне на помощь.

— Скажи, ты ведь не искал покровителя, когда впервые встретился с Мескалито?

Я ответил, что мною двигало только любопытство и желание познакомиться с ним.

Дон Хуан назвал мои стремления безупречными. Именно поэтому, сказал он, Мескалито так благотворно на меня подействовал.

— Тебя тоже рвало, и ты мочился на каждом шагу? — с подковыркой спросил Хенаро.

Я признался, что было и такое. Все засмеялись. Никто меня больше не слушал, кроме Элихио.

— А что ты видел? — спросил он.

Дон Хуан посоветовал вспомнить самое существенное, и я рассказал все по порядку. Когда я кончил, первым высказался Лусио:

— Судя по всему, пейотль — ужасная дурь, и я рад, что не баловался им.

— Как раз то, о чем я говорил, — молвил Хенаро. — Эта штука в момент лишает рассудка.

— Но Карлос его не лишился. Как ты это объяснишь? — спросил дон Хуан.

— Это еще как сказать, — возразил тот. Все засмеялись, в том числе дон Хуан.

— Тебе было страшно? — спросил Бениньо.

— Да.

— Зачем же ты тогда ел? — удивился Элихио.

— Он сказал, что стремился к знанию, — ответил за меня Лусио. — Карлос скоро станет как мой дед. Оба только и твердят о знании, а спросите, что они хотят знать, — ни тот, ни другой не объяснит.

— Что такое знание, словами не объяснишь, — сказал дон Хуан. — У каждого оно свое. Общее только то, что каждому человеку Мескалито раскрывает свои тайны лично. Если судить по речам Хенаро, я бы не советовал ему встречаться с Мескалито. Но, что бы он ни говорил, несомненно одно: Мескалито повлиял бы на него самым благотворным образом. Как именно? Узнать об этом он может только сам, и это я и называю знанием.

Дон Хуан поднялся.

— Пора домой, — сказал он. — Лусио пьян, а Виктор уже спит.

Через два дня, 6 сентября, Лусио, Бениньо и Элихио зашли за мной и позвали поохотиться. Они молча ждали, когда я кончу возиться со своими записями. Как бы предупреждая, что хочет сказать нечто важное, Бениньо хмыкнул себе под нос, потом сообщил:

— Лусио говорит, что хочет попробовать пейотль.

— Серьезно? — спросил я.

— Да, мне бы хотелось.

— Лусио говорит, что съест несколько шариков, если ты купишь ему мотоцикл.

Лусио и Бениньо переглянулись и захохотали.

— Почем в Штатах мотоциклы? — спросил Лусио.

Я сказал, что можно купить за сотню долларов.

— Совсем недорого, а? Ты вполне мог бы купить ему мотоцикл, — сказал Бениньо.

— Может, посоветуемся с твоим дедом? — предложил я Лусио.

— Ни в коем случае, — запротестовал Лусио. — Не говори ему об этом. Он — чокнутый и все дело; испортит. И вообще — старый и слабоумный дед, сам не понимает, что делает.

— Когда-то он был настоящим колдуном, — добавил Бениньо. — Понимаешь, настоящим. Мои родители рассказывали, он был одним из лучших. А потом пристрастился к пейотлю и стал никем. Да и состарился к тому же.

— Только и долдонит про свой пейотль, — сказал Лусио.

— Пейотль — дрянь, — вступил в разговор Бениньо. — Знаешь, мы его пробовали. Лусио стащил у деда мешочек, и мы попробовали. Ну и дерьмо!

— Вы его глотали? — спросил я.

— Нет, выплевывали, — сказал Лусио. — А потом выбросили весь мешочек к чертям.

Это воспоминание обоих развеселило. Между тем Элихио рта не раскрыл и даже не улыбнулся.

— Элихио, — спросил я, — а ты бы хотел попробовать пейотль?

— Нет, — ответил он, — даже за мотоцикл. Лусио и Бениньо сочли это очень смешным и захохотали.

— И все-таки, — добавил Элихио, — в старике что-то есть.

— Да брось ты, — прервал его Лусио, — мой дед выжил из ума.

— Не без того, — поддакнул Бениньо.

Их суждения о доне Хуане показались мне по-детски несерьезными. Я решил-заступиться и сказал, что дон Хуан был и остается одним из самых великих колдунов. Я напомнил, что дону Хуану уже за семьдесят, а он сильнее и подвижнее любого из нас, и поспорил, что они не сумеют подкрасться к нему незаметно.

— К деду не подкрадешься! — с гордостью сказал Лусио. — Он брухо.

Я заметил, что только что они называли дона Хуана старым и слабоумным.

— К брухо не подкрадешься, даже если он старый, — со знанием дела объяснил Бениньо. — Его можно одолеть только скопом, когда он спит. Как это сделали с Севикасом. Людям надоело его колдовство, и они его убили.

Я попросил рассказать подробнее, но оказалось, что это случилось давно: то ли еще до их рождения, то ли когда они были совсем детьми. Элихио добавил, что о Севикасе люди говорили, будто он всего-навсего дурак: настоящему колдуну зло причинить невозможно. Мне хотелось узнать, какого они вообще мнения о колдунах. Оказалось, что колдуны их не очень-то интересуют. К тому же они горели желанием отправиться на охоту и пострелять из привезенного мной ружья.

Мы молча отправились в густой чапараль. Шедший впереди Элихио обернулся и сказал:

— Может, мы и в самом деле придурки и дон Хуан прав. Подумать только, как мы живем!

Лусио и Бениньо стали ему возражать. Я выбрал середину. Согласился с Элихио и сказал, что не раз ловил себя на мысли, что живу не так, как надо. Бениньо удивился: мне ли жаловаться, когда у меня есть и деньги, и машина. Я заметил, что они ничуть не беднее: у каждого свой участок земли. Парни хором ответили, что хозяин их земли — государственный банк. Я сказал, что хозяин моей машины — тоже банк, который находится в Калифорнии. Моя жизнь не лучше, чем у них, просто она другая. Тут мы вошли в заросли.