Фрэнсис Фукуяма - Наше постчеловеческое будущее: Последствия биотехнологической революции

Проблема, которую ставит современная наука, уходит даже глубже. Сама концепция, что существует нечто, называемое "человеческой сущностью", подвергается непрестанным атакам современной науки уже полтора столетия. Одно из самых фундаментальных утверждений дарвинизма — что виды не имеют сущностей [265] . Аристотель верил в вечность видов (то есть в то, что называемое нами "видоспецифичным поведением" есть нечто неизменное), теория Дарвина утверждает, что это поведение меняется в ответ на взаимодействие организма со средой. — То, что типично для какого-то вида, есть моментальный снимок вида в какой-то миг эволюционного времени; то, что было раньше, и то, что будет потом, будет иным. Так как дарвинизм утверждает, что нет космической телеологии, направляющей процесс эволюции, значит, то, что кажется сущностью вида, — всего лишь случайный побочный продукт слепого процесса эволюции.

С этой точки зрения то, что мы называем человеческой природой, есть всего лишь видоспецифичные свойства и поведение человека за последние этак тысяч сто лет, в течение того периода, который эволюционные биологи называют "эрой эволюционной адаптации", — когда предки современных людей жили и плодились в африканской саванне. Для многих это значит, что человеческая природа не имеет особого статуса как руководство к нравственным ценностям, поскольку она исторически случайна. Например, Дэвид Халл пишет:

Я не вижу, почему так важно существование человеческих универсалий. Может быть, у всех людей и только у них большой палец противопоставлен остальным, все они и только они используют орудия, живут в обществе или вообще что вам угодно. Я думаю, что такие атрибуции либо ложны, либо пусты, но даже если они верны и существенны, распределение этих свойств во многом вопрос эволюционной случайности. [266]

Генетик Ли Сильвер, стараясь опровергнуть идею, будто существует естественный порядок, который генная инженерия может подорвать, утверждает:

Свободная эволюция никогда не направлена [к какой-то цели] и не обязательно связана с прогрессом — это всего лишь ответ на непредсказуемые изменения среды. Если бы астероид, столкнувшийся с нашей планетой 60 миллионов лет назад, пролетел мимо, людей бы сейчас вообще не было. И каков бы ни был естественный порядок, он не обязан быть хорошим. Вирус оспы был частью миропорядка, пока вмешательство человека не привело к тому, что он вымер. [267]

Неспособность определить природную сущность ни одного из этих авторов не беспокоит. Халл, скажем, утверждает: "Мне лично было бы крайне неловко основывать такую важную вещь, как права человека, на таких временных случайностях [как человеческая природа]… Я не вижу, почему это важно. Не вижу, например, почему мы должны быть по сути одинаковыми, чтобы иметь права" [268] . Сильвер же, со своей стороны, развеивает страхи относительно генной инженерии со стороны людей с религиозными убеждениями или сторонников естественного порядка. В будущем человек станет уже не рабом своих генов, а их господином:

Почему не взять эту власть? Почему не управлять тем, что раньше было отдано на волю случая? Мы ведь управляем другими аспектами жизни наших детей и их личностей с помощью сильного общественного влияния, с помощью среды, а иногда даже используем такие мощные лекарства, как риталин и прозак. На каком основании можем мы отвергать положительное генетическое влияние на сущность личности, когда признаем права родителей действовать на благо детей любым другим способом? [269]

Действительно, почему не взять эту власть?

Ладно, для начала посмотрим, куда приведет отказ от концепции, что существует "Фактор икс", или человеческая сущность, которая объединяет всех людей, какие результаты даст этот отказ для лелеемой идеи всеобщей либеральной демократии — а к этой идее твердо привержены практически все ниспровергатели концепции человеческой сущности. Халл прав, что мы не должны быть все одного порядка, чтобы иметь права, но мы должны быть одинаковы в каком-то ключевом аспекте, чтобы иметь равные права. Он лично весьма озабочен тем, что обоснование прав человека природой человека заклеймит гомосексуалистов, потому что их сексуальная ориентация отличается от гетеросексуальной нормы. Но единственное основание, на котором можно требовать равных прав для геев, — это утверждение, что, какова бы ни была их сексуальная ориентация, они тоже люди в каком-то другом отношении, более существенном, чем сексуальность. Если этой общей почвы найти нельзя, то нет причины их не дискриминировать, потому что они на самом деле создания, отличные от прочих.

Аналогично и Ли Сильвер, который так рвется к власти генной инженерии для "улучшения" людей, все-таки боится, что ею может воспользоваться класс людей генетически высших. Он рисует сценарий, когда класс "генетически богатых" постепенно повышает когнитивные способности своих детей до такой степени, что они выпадают из человеческой расы и образуют отдельный вид.

Сильвера не слишком пугает остальное, что может принести нам способ неестественного размножения — например, две лесбиянки могут произвести отпрыска или у женского зародыша берется яйцеклетка и выращивается ребенок, мать которого никогда не рождалась на свет. Он отмахивается от нравственных вопросов практически любой религии или традиционной системы морали по отношению к будущей генной инженерии, но проводит черту перед тем, что воспринимает как угрозу равенству людей. Кажется, он не понимает, что если исходить из его допущений, не существует оснований для возражения против "генетически богатых" или против того факта, что они могут присвоить себе права, высшие по сравнению с "генетически бедными". Поскольку нет стабильной сути, общей для всех людей, а есть суть переменная и подверженная воздействию человека, почему не создать расу, рождающуюся с метафорическими седлами на спине, и другую, рождающуюся с метафорическими шпорами на ногах? Почему бы и эту власть не взять?

Специалист по биоэтике Питер Сингер, чье назначение в Принстонский университет вызвало весьма неоднозначную реакцию из-за его пропаганды в определенных обстоятельствах инфантицида и эвтаназии, просто последовательнее большинства людей в том, что следует из отказа от концепции человеческого достоинства. Сингер — несгибаемый утилитарист; он считает, что единственно верный стандарт для этики— минимизация страданий в сумме для всех созданий. Люди — часть континуума жизни, и никакого особого статуса не имеют в его открыто дарвинистской точке зрения. Это приводит его к двум безупречно логичным заключениям: необходимость прав для животных, поскольку животные могут испытывать боль и страдания, как люди, и снижение прав детей и стариков, которые лишены некоторых ключевых свойств, таких как самосознание, позволяющих бы им предвидеть боль. Права некоторых животных, согласно его взглядам, заслуживают большего уважения, чем права некоторых людей.