Анатолий Ракитов - Статьи

Потенциал. Не востребованный и уже не могучий

Ну а итоги этой научной деятельности говорят сами за себя. За год все вузы и научные организации Минобразования опубликовали 330 монографий, меньше чем по одной на 370 научно-образовательных организаций, около 9000 статей, т. е. чуть менее тридцати в среднем на организацию, получили за рубежом 27 патентов и продали за рубеж 2 лицензии. А ведь патенты и лицензии — самый важный показатель влияния интеллектуального потенциала страны на мировой научно-технологический прогресс. Если сравнивать с соответствующими показателями США, Англии, Германии, Японии и Франции, то наше присутствие на мировых рынках научной и научно-технологической продукции может исчисляться в лучшем случае сотыми долями процента. Разумеется, здесь указаны не все вузы страны. В Российской Академии наук с фундаментальными исследованиями дело обстоит несколько лучше, но не более того. Всем, и особенно нашим государственным лидерам, нужно ясно понять: для того чтобы наука стала выгодной обществу, она прежде всего должна стать выгодной ученым, привлекательной для молодых исследователей.

Еще важнее, что у нас отсутствуют государственные критерии выбора и оценки научных приоритетов и критических технологий, определяющих перспективы социально-экономического развития и благосостояния общества. Не подумайте, что этим не занимались или что я склонен к огульному охаиванию 10 приоритетов и 70 критических технологий, утвержденных правительством РФ в 1996 г. Создавались они с трудом, а принимались при полном отсутствии понимания сути дела. Такие приоритеты и технологии в той или иной форме определяют всю научную сферу и экономику лидирующих стран - доноров научных знаний и технологических решений. У нас при формировании подобных приоритетов исходили из великих принципов консерватизма и инерционности: во-первых, предлагать то, что опирается на полученные в прошлом “заделы”, т. е. на принцип опрокидывания прошлого в будущее; во-вторых, на изучение зарубежного опыта конца 80-х — начала 90-х годов, потому что изучать современные тенденции и прогнозировать развитие науки и технологии мы не умеем, науковедение у нас не в почете, науковеды почти все вымерли; в-третьих, стремились охватить все направления науки и технологии, как в добрые советские времена, но, поскольку нельзя объять необъятное, не сумели достичь наиболее важных для нас результатов; наконец, четвертый принцип опирался на великий миф о могучем, но невостребованном научно-интеллектуальном потенциале. Что он не востребован - правда, а что могучий, - к сожалению, нет.

А теперь посмотрим, как все выглядит на самом деле. Российская наука в отличие от европейской и американской всегда была государственной и служила двум целям: военному могуществу и поддержке системы госуправления. Быстро перестроиться на рыночный лад при отсутствии настоящего рынка в условиях экономического спада она, естественно, не могла. Брошенная на произвол судьбы и оставленная почти без всякой государственной поддержки (по рекомендациям, кстати, докторов и кандидатов наук, преобладавших в правительствах Гайдара, Черномырдина, Примакова, Кириенко и в избытке имеющихся в правительстве Путина), наука наша начала рушиться примерно в 10 раз быстрее, чем экономика. Вот подтверждение: в 1996 е утверждено 70 критических технологий, но при детальной проработке оказывается, что за ними скрываются 258 технологий, якобы жизненно необходимых России. В “действительности” же лишь 17 из них, по оценке бывшего министра науки В.Б.Булгака, на мировом уровне и лишь 2 опережают его (“Системы жизнеобеспечения и защиты человека в экстремальных условиях” и “Трубопроводный транспорт угольной суспензии”). Нечего и говорить, что этими технологиями, имеющими ограниченное или чисто локальное значение (не во всех же странах угольную суспензию гоняют по трубам), мировой рынок не завоюешь.

Будущее России: наука, технология, образование и суперкомпьютерная революция

Сегодня мы продолжаем разговор о проблемах развития фундаментальной науки России - главного условия нормального вхождения страны в постиндустриальное общество. Как уже говорилось, наука советская служила двум целям: военному могуществу и поддержке системы госуправления. А потому и не смогла быстро перестроиться и начала рушиться в 10 раз быстрее, чем экономика. В результате мы имеем лишь 17 критических технологий, соответствующих мировому уровню, и только две, этот уровень опережающих...

За “длинноногой Америкой” гоняться бессмысленно

Министерство науки подготовило сейчас новый список, насчитывающий семь основных приоритетных направлений развития науки и техники и 52 критические технологии федерального уровня. Список этот лучше и современнее своего предшественника, и акценты в нем расставлены поправильнее. Но пока он не утвержден правительством, стоит спросить, может ли Россия на средства своего нищенского бюджета поддержать все эти технологии и направления науки, которые по-прежнему составлены так, как будто Россия одна в состоянии проводить исследования по всему фронту науки и технологии. Абсурдность этого предположения не вызывает сомнения, и руководствоваться в составлении подобных перечней следовало бы не исходя из архаических представлений о державности, международном престиже и т. д., а из очень простых и трезвых понятий выгодности и реальности. Если 40% научного бюджета в 2000 г. будет выделено на фундаментальные исследования, то на все остальное остается так мало, что и по семнадцати направлениям мы вряд ли удержимся на уровне международных разработок и исследований.

Нам, конечно, не следует подражать Соединенным Штатам или гнаться за ними, потому что масштабы государственного финансирования науки и мощь научного потенциала несоизмеримы и различия “в разах” измеряются цифрами с двумя и тремя нулями. Соперничать со Штатами - значит уподобляться Людоедке Эллочке, соперничающей с дочерью Вандербильда. У нас свои проблемы, и мы должны решать прежде всего их, а не играть в мировую научную державу. Но кое над чем стоит задуматься. В последние 10—15 лет в мире активизировалась перестройка дисциплинарной структуры науки: снижается доля технических знаний и возрастает доля наук о жизни — биологии, генетики, всех отраслей медицины, а также биохимии, биофизики. Наиболее важным становится расширение комплекса медицинских дисциплин. В США совокупные затраты на научные исследования в области здравоохранения достигают 35 млрд. долл., или 20% всех НИОКР США. Более половины этой суммы вкладывают промышленные компании и бесприбыльные организации. В целевой структуре государственного научного бюджета на здравоохранение приходится 18%, и оно уступает только обороне, но существенно опережает такие статьи, как космос и энергетика. В области фундаментальных исследований здравоохранение давно опережает все остальные бюджетные статьи, причем эти расходы более чем в три раза превосходят исследования космоса, и это соотношение довольно стабильно. Отрыв медицины от обороны в фундаментальной области уже более чем шестикратный и имеет тенденцию к росту. Комплекс наук, связанных со здравоохранением, — клиническая медицина, биомедицина и биология - представляет сейчас более половины мирового научного знания, если использовать такой показатель, как доля указанных дисциплин в мировой научной периодике. В этих изданиях публикуются преимущественно результаты фундаментальных исследований, реализация которых произойдет в основном в начале XXI в.