Элвин Тоффлер - Метаморфозы власти

Когда страх утратить свою национальную культуру усиливается из-за широкомасштабной иммиграции, тогда идея национальной самобытности становится взрывоопасной.

Учредители единого европейского рынка, требующие открытых границ для движений капитала, культуры и людей, пытаются поставить на место традиционных националистических чувств «супернационалистическое» чувство.

Но именно потому, что новая система хозяйствования становится все более глобальной, экспортируя наряду с товарами и услугами безработицу, загрязнение окружающей среды и соответствующую культуру, мы являемся свидетелями постоянно растущей обратной реакции и оживления националистических настроений в мире высоких технологий.

Движение Ле Пэна во Франции, с его отвратительной антиарабской пропагандой, возглавляемое бывшим легионером, для которого нацистские газовые камеры — мелочь, не заслуживающая внимания [454], — это движение автоматически призывает к ксенофобии. И представители этого движения занимают десять мест в европейском парламенте.

Республиканская партия в Западной Германии, основателем которой является Франц Шонхубер, бывший унтер-офицер эсэсовских войск [455], нападает не только на эмигрировавших в Германию турецких рабочих, но и на этнических немцев, эмигрантов из Польши и Советского Союза, которые якобы отнимают работу, жилье и пенсионные услуги у «настоящих немцев». Будучи связанными со сторонниками Ле Пэна во Франции и экстремистскими партиями в других европейских странах, республиканцы получили в 1989 г. 11 мест в законодательном собрании Западного Берлина и 6 — в европейском парламенте.

Выступая под лозунгом «Германия прежде всего», Шонхубер, как и Гитлер после Версальского мира, изображает Германию (сейчас одну из богатейших стран мира) как страну-«жертву».

Как пишет в газете «The Wall Street Journal» известный аналитик по вопросам Германии Джозеф Иоффе, Шонхубер «призывает к борьбе против остального мира, который пытается подавить Германию, приковывая ее к прошлому», — имея в виду, что мир не дает Германии возможности забыть о гитлеровских зверствах. (С тех пор Шонхубер покинул эту партию, считая ее слишком экстремистской.)

В любой стране, если ей постоянно вбивают в голову, что она должна отвечать за грехи предшествующих поколений, может, конечно, возникнуть обратная реакция — желание вновь обрести чувство национальной гордости. Но если гордиться, то чем? Вместо того чтобы побуждать Германию стать мировым лидером в развитии более прогрессивной демократии XXI в., неонацисты апеллируют ко многим антидемократическим патологическим особенностям прошлой Германии и таким образом дают соседним странам все основания не желать того, чтобы Германия забыла о своих преступлениях.

После падения Берлинской стены и фактического объединения Германии все, что происходит в Бонне и Берлине (который, несомненно, скоро снова станет столицей страны), сказывается во всех европейских странах, и множество людей на всем континенте внимательно следят за деятельностью республиканцев.

Но сходные националистические движения проявляются по всей Западной Европе, от Бельгии до Испании и Италии, — всюду, где свободное проникновение различных культур, передача информации, миграция, не считающаяся с границами государства, — все это угрожает старым национальным самооценкам.

Возрождение шовинистической ксенофобии не ограничивается, однако, одной Европой. И в Соединенных Штатах наблюдается растущая отрицательная реакция национализма. Питаемые страхом, что Америка находится в экономическом и военном упадке, уставшие и раздраженные тем, что о них говорят — то они чересчур империалисты, то материалисты, то слишком буйные, то малокультурные, и т.д., и т.п., — даже обычно аполитичные американцы отвечают на это националистической демагогией.

Антииммиграционное чувство достаточно сильно, к тому же оно подогревается экоэкстремистами, утверждающими, что приток мексиканцев губительно сказывается на экологии Соединенных Штатов [456]. Однако возрожденная любовь к своей стране — это лишь одно из проявлений нового шовинистически настроенного национализма.

Постановление Верховного суда, принятое в 1990 г., согласно которому сжигание флага представляет собой одну из форм свободного политического высказывания, предусмотренного американским законом о правах, привело к ужасному накалу страстей. Радиопрограммы типа «звоните — отвечаем» осаждали возмущенные слушатели. Белый дом неожиданно предложил изменить конституцию, чтобы запретить сложившуюся практику.

Другим свидетельством этих новых настроений является японская борьба — спортивная игра, популярная в наше время среди протекционистов и рядовых американцев, обеспокоенных нарушением равновесия в торговле с Японией и тем, что японцы покупают американские компании и недвижимость.

В Японии в то же время распространяется ультранационализм [457]. Возрожденные националисты призывают к изменениям в конституции, которые позволили бы осуществление более агрессивной военной политики. Япония, по их словам, «не сделала ничего, чтобы ей было стыдно» за Вторую мировую войну, — точка зрения, которая вызывает потрясение в Китае и других близлежащих странах, оккупированных японцами. За предположение о том, что император Хирохито, может быть, должен разделить ответственность за Вторую мировую войну, мэр Нагасаки, Хитоши Мотошима, стал жертвой намеренного убийства [458]. Ведущая газета «Asahi Shimbun», один из репортеров которой был убит, по-видимому, националистами, предостерегает своих читателей, говоря, что такие акты насилия «приведут к фашизму».

Экстремисты, кроме того, утверждают, что национальная «душа» Японии и японский язык отличаются от таковых всех других народов и являются высшими по отношению к ним. Культ «яматоизма», который пытается доказать эту концепцию уникальности и превосходства, является попыткой противостоять утрате национального самосознания, связанной с послевоенной вестернизацией страны.

Находясь под покровительством Соединенных Штатов со времен войны и болезненно воспринимая разнообразную критику своей экономической политики, которая принесла Японии огромный успех, некоторые японцы склонны прислушиваться к националистической болтовне. Это патриотическое высокомерие идет рука об руку с исключительным финансовым положением, которое занимает Япония на мировой сцене, и с ее быстро развивающейся милитаризацией; оно связано и с большинством антидемократических сил японского общества.

И, наконец, то, что делает широкое распространение национализма феноменом поистине исключительным, — это его возрождение как мощной политической силы в Советском Союзе и странах Восточной Европы. На самом деле в Восточной Европе перевороты связаны в первую очередь не с демократическими, а с националистическими причинами — с восстаниями народов, которые около половины столетия были в подчинении у Советского Союза.