Платон - Диалоги

Лахет.Ты говоришь правду.

Сократ.Да, как я недавно сказал, я сам виноват в том, что ты неправильно мне ответил, потому что я неправильно задал вопрос. В действительности же я хотел у тебя узнать о людях, мужественных не только в бою

d

гоплитов, но и в конном сражении и в любом другом виде боя, и кроме того не только в бою, но и среди морских опасностей, в болезнях, в бедности и в государственных делах, а вдобавок и о тех, кто мужествен не только перед лицом бед и страхов, но умеет искусно бороться со страстями и наслаждениями, оставаясь ли в строю или отступая: ведь мужество существует у людей и в подобных вещах, Лахет?

e

Лахет.Существует, и даже очень, Сократ.

Сократ.Итак, все эти люди мужественны, но одни из них обладают мужеством в наслаждениях, другие – в горе, третьи – в страстях, четвертые – в страхах, а иные, думаю я, выказывают во всем этом только трусость.

Лахет.Очень верно.

Сократ.Так вот, я спрашиваю, что означает каждое из этих двух понятий? Попытайся же снова определить мужество – каким образом во всех этих различных вещах оно оказывается одним и тем же. Или ты и сейчас еще не постигаешь, что я имею в виду?

Лахет.Не очень.

192

Сократ.Но я подразумеваю вот что: если бы я спрашивал относительно скорости – что это такое, скорость, встречающаяся нам и в беге, и при игре на кифаре, и при разговоре, и при обучении, а также во многих иных вещах и которую мы проявляем почти в каждой из вещей, достойных внимания, – в деятельности ли наших рук или бедер, рта и голоса или мысли, – разве не так поставил бы ты вопрос?

Лахет.Да, именно так.

b

Сократ.Значит, если бы кто спросил меня: «Сократ, как ты понимаешь то, что во всех вещах именуешь проворством?» – я ответил бы ему, что называю этим словом способность многого достичь за короткий срок – в отношении голоса, бега и во всех остальных вещах.

Лахет.И ты будешь совершенно прав.

Сократ.Вот ты и попытайся, Лахет, точно так же определить мужество – что это за способность, которая и в радости, и в горе, и во всем остальном, что мы сейчас перечислили, остается самою собой и потому именуется мужеством.

c

Лахет.Мне кажется, мужество – это некая стойкость души: так и надо сказать обо всем, что по природе своей связано с мужеством.

Сократ.Конечно, надо так сказать, если мы хотим сами себе дать ответ на вопрос. Но мне-то кажется, что не всякая стойкость представляется тебе мужеством. А делаю я этот вывод вот из чего: ведь я-то догадываюсь, мой Лахет, что ты причисляешь мужество к самым прекрасным вещам.

Лахет.Да, будь уверен, что из всех вещей – к прекраснейшим.

Сократ.Значит, стойкость, сопряженная с разумом, – это прекрасная вещь?

d

Лахет.Несомненно.

Сократ.А если она сопряжена с неразумностью? Разве не окажется она, напротив, вредной и злокозненной?

Лахет.Да.

Сократ.Назовешь ли ты прекрасным что-то такое, что будет злокозненным и вредным?

Лахет.Это было бы неправильно, Сократ.

Сократ.Следовательно, такого рода стойкость ты не признаешь мужеством, поскольку она не прекрасна, мужество же прекрасно.

Лахет.Ты молвишь правду.

Сократ.Итак, по твоим словам, мужество – это разумная стойкость?

Лахет.Видимо, да.

e

Сократ.А знаем ли мы, по отношению к чему эта стойкость разумна? Ко всему – и к большому и к малому? Например, если бы кто-нибудь упорствовал в разумном расходовании денег, зная при этом, что, потратив эти деньги, он приобретет большее, назовешь ли ты это мужеством?

Лахет.Нет, конечно, клянусь Зевсом.

Сократ.А если, например, врач, когда у его сына или у кого другого воспаление легких и тот просит есть или пить, не уступит ему, но воздержится?

Лахет.Нет, и это вовсе не стойкость.

193

Сократ.Но возьмем мужа, что проявляет стойкость в войне и стремится сражаться на разумном основании, поскольку он знает, что другие ему помогут, что он выступает против меньшего числа врагов и вдобавок худших воинов, чем его соратники, да еще и позиция его лучше, – назовешь ли ты стойкость, основанную на такой разумности и предусмотрительности, мужественной или же скорее припишешь это свойство тому, кто, находясь в войске противника, стремится оказать сопротивление и устоять?

b

Лахет.Тому, думаю я, кто находится в войске противника, мой Сократ.

Сократ.Но такая стойкость будет менее разумной, чем первая.

Лахет.Ты прав.

Сократ.И того, кто со знанием дела противостоит коннице в конном бою, ты назовешь менее мужественным, чем того, кто в этом деле не смыслит?

Лахет.Мне кажется, да.

Сократ.А также и того, кто стоек в искусстве метания из пращи, стрельбы из лука или в другой какой-то сноровке?

c

Лахет.Несомненно.

Сократ.И о тех, кто хотят, спустившись в колодец и погрузившись в него поглубже, проявить в этом занятии стойкость, не будучи искушенны в нем или в чем-то подобном, ты скажешь, что они мужественнее, чем искушенные?

Лахет.Но кто сказал бы иначе, Сократ?

Сократ.Никто, если бы мыслил подобным образом.

Лахет.А ведь я так и мыслю.

Сократ.Однако такие люди, Лахет, менее разумны, когда идут на риск и когда проявляют стойкость, чем те, кто делает то же самое, владея искусством?

Лахет.Очевидно.

d

Сократ.А разве безрассудная отвага и стойкость не показалась нам прежде постыдной и вредной?

Лахет.Безусловно, показалась.

Сократ.Мы же признали, что мужество – это нечто прекрасное.

Лахет.Признали.

Сократ.А теперь мы снова твердим, что это постыдное – безрассудная стойкость – называется мужеством?!

Лахет.Похоже, что да.

Сократ.И тебе кажется, что это у нас хорошо получается?

Лахет.Нет, Сократ, клянусь Зевсом, наоборот!

e

Сократ.Значит, Лахет, по твоим словам, мы – я и ты – настроены не на дорийский лад: ведь дела у нас не созвучны со словами, потому что кто-то сможет, если подслушает наш разговор, сказать, что на деле мы с тобою причастны мужеству, на словах же – нет.

Лахет.Ты говоришь сущую правду.

Сократ.Ну и что же? Хорошо ли, по-твоему, находиться нам в таком положении?

Лахет.Нет, нисколько.

194

Сократ.Желаешь ли ты, чтобы мы хоть немного последовали сказанному?