Игорь Мусский - 100 великих мыслителей

До семи лет Николай жил в усадьбе отца, скорее всего в Сасове. Воспитывался он, по всей видимости, со своим старшим братом Александром, который был лишь на год его старше.

В 1836 году оба поступили в Шацкое уездное училище, а с 1842 по 1849 год учились в тамбовской гимназии в лучшее время ее истории, когда директором был Трояновский. Учились оба брата очень хорошо.

В начале июля 1849 года Федоровы закончили полный гимназический курс и в августе поступили в знаменитый Ришельевский лицей в Одессе, Александр на физико-математическое отделение, а Николай — на камерное, готовившее специалистов по естественным и хозяйственным наукам.

В 1851 году Федоровы были вынуждены уйти из лицея. Умер их дядя Константин Иванович Гагарин, который содержал братьев. Отец к этому времени окончательно разорился, скорее всего даже его взяли под опеку, и жил с новой семьей в своем имении Сасово.

Размышления о связи чувства родства и осознания смертности, несомненно, отражающие личный опыт Николая Федоровича, породили уникальную вспышку-озарение. «Вопросы о родстве и смерти находятся в теснейшей связи между собой; пока смерть не коснулась существ, с которыми мы сознаем свое родство, свое единство, до тех пор она не обращает на себя нашего внимания, остается для нас безразличною; а с другой стороны, только смерть, лишая нас существ, нам близких, заставляет нас давать наибольшую оценку родству, и чем глубже сознание утрат, тем сильнее стремление к оживлению, смерть, приводящая к сознанию сиротства, одиночества, к скорби об утраченном, есть наказание за равнодушие…».

Скорее всего, именно смерть дяди, человека, по воспоминаниям современников, мягкого и доброго, явилась эмоциональным толчком, приведшим Федорова к открытию своей главной идеи. «Если между сынами и отцами существует любовь, то переживание возможно только на условии воскрешения, без отцов сыны жить не могут, а потому они должны жить только для воскрешения отцов, — и в этом только заключается все».

Главным его открытием было, говоря его же словами, что «Христос есть воскреситель, и христианство, как истинная религия, есть воскрешение. Определение христианства воскрешением есть определение точное и полное». «В страстной седьмице и в Пасхальной, принимаемой за один день, написан полный нравственный кодекс, то есть план, или проект воскрешения». И свое учение Федоров назвал «Новой Пасхой», излагал его в форме «пасхальных вопросов».

Многократно он говорил о себе как о человеке, «воспитанном службою Страстных дней и Пасхальной утрени» или, чуть иначе, крестной и пасхальной седьмицы. Двадцати двух лет Николай Федоров бросил вызов смерти, такой дерзновенный и окончательный, как никто из смертных за всю историю. Выбор был сделан аскетический подвиг в миру, служение людям и вызревание Слова для будущего явления миру Дела воскрешения.

В это время Николай Федорович был полон жизненных сил, чувств, желаний, отзывчивости на мир, темпераментом он обладал страстным, почти неистовым, сохранившимся до старости (вспомним мощнейший эротический потенциал его отца). В Федорове происходит как бы возгонка родотворных, как он выражался, энергий в силу его воскресительной мысли, в каждодневное подвижничество.

Федоров никогда не был женоненавистником. Он лелеял высочайшее представление о миссии женщины как «дочери человеческой». Но, пожалуй, никто так резко не обнажил суть культа женщины как идола общества «полового подбора» и полового соперничества, когда вокруг нее вращаются интересы, отвлекаются все энергии «вечных женихов», на нее же работает промышленность «мануфактурных игрушек», а за сырье и рынки сбыта для этих товаров ведутся кровопролитные войны.

Николай Федорович выбрал полный аскетизм, целомудрие (пока, по его слову, лишь «отрицательное», но развивал идеи «положительного», то есть не просто девственного воздержания, а полного претворения бессознательной родотворной энергии в воскресительные и творческие мощности). Федоров всегда жил один, отдавая всего себя работе мысли и слова, ученикам, посетителям библиотеки, всем нуждающимся в нем. В «Аттестате» Николая Федоровича, хранящемся в Архиве Ленинской библиотеки, так отмечен следующий поворот его биографии: «По надлежащем испытании в Тамбовской гимназии, Высочайшим указом определен учителем истории и географии в Липецкое уездное училище с 1854 года февраля 23-го».

С октября 1858 года он работает учителем истории и географии в Богородском уездном училище (одновременно он преподает те же предметы в женском училище 2-го разряда). Образ жизни Федорова в эпоху его преподавания суровое самоограничение, исключительная добросовестность в работе (поле уроков он каждый раз дополнительно занимался с неуспевающими), отстаивание интересов учени ков, помощь самым бедным из них. Позднее, оглядываясь на этот период, Николай Федорович писал «я должен был обучать истории светской, русской и всеобщей, и обязан был ей, почитаемой за предмет роскоши, за предмет ненужный, придать значение священное». Преподавание истории он тесно связывал с географией, которая раскрывалась им как отеческая, патриотическая область знания.

В Богородске Федоров проработал шесть лет, здесь научились ценить необычного учителя, любили его, всячески ограждали от высшего начальства, наезжающих инспекторов, недоуменно, а то и грозно реагировавших на его систему преподавания. Затем Николай Федорович преподавал в Московской (нынешний Ногинск), Угличе, Одоево, Богородицке, Боровске, Подольске.

В 1869 года Федоров занимает место библиотекаря в Чертковской библиотеке. Первым библиотекарем Чертковки был Петр Иванович Бартенев, знаменитый впоследствии историк, архивист, переводчик. Пять лет Николай Федорович проработал под прямым руководством Петра Бартенева Он прошел прекрасную чисто профессиональную школу и впитал огромный объем знаний, систематизированных, организованных вокруг единого, святого для него предмета — отечества. Без этой школы, возможно, не мог бы в полной мере состояться тот «необыкновенный библиотекарь» Румянцевского музея, о котором рассказывали чудеса. Чертковская библиотека просуществовала десять лет — к 1874 году ее книги перекочевали в Московский Публичный и Румянцевский музеи.

Уже с 27 ноября 1874 года Николай Федорович был определен в ней на скромную должность дежурного чиновника при читальном зале. Почти четверть века суждено ему отныне быть связанным с этим местом. Сам Николай Федорович рассматривал свою работу в Румянцевском музее «как священное дело». Книга, служению которой он себя посвятил, — как соединяющее и нетленное звено между бывшим и настоящим — приобретала особенное, воскрешающее значение. В неопубликованной статье «Уважал или презирал книгу 19 век?» он писал: «Книга как выражение слова, мысли и знания занимает высшее место среди памятников прошедшего, должна она занимать его и в будущем, которое призвано стать делом возвращения прошедших поколений к жизни, и лишь тогда книга с этого первого места снизойдет на последнее, когда то, что было лишь в книге, то есть только в мысли и голове, станет живым делом человечества».