Карл Маркс - Собрание сочинений, том 19

И если теперь дворянство требует возмещения за отмену этого права охоты, то Вольф противопоставляет этому требованию другое:

«Полное возмещение за весь ущерб, причиненный дичью, за все опустошения, которые 30 лет причиняли нашим полям благословенные богом лоси, олени, дикие кабаны, а также и сами господа рыцари; это означает в круглых цифрах:

Возмещение по крайней мере в сумме 20 миллионов талеров!»

Завершением всего («Neue Rheinische Zeitung» от 25 апреля 1849 г.) является статья о польской части этой провинции, о Верхней Силезии, которая осенью 1847 г. была поражена таким же ужасным голодом, как тот, который в то время обезлюдил Ирландию. В Верхней Силезии так же, как в Ирландии, разразилась эпидемия голодного тифа, распространившаяся подобно чуме. В следующую зиму она здесь вспыхнула снова, хотя не было ни неурожая, ни наводнения, ни тому подобных бедствий. Чем это объясняется? Вольф отвечает:

«Большая часть земли находится в руках крупных землевладельцев, фиска (государства) и мертвой руки [т. е. духовенства. Ред. ]. Только 2/ 5всех земель находится в руках крестьян, и эта земля невероятнейшим и бессовестнейшим образом переобременена барщиной и сборами в пользу помещика, а также налогами в пользу государства, церкви, школы, округа и общины, между тем как господа помещики по сравнению с крестьянами в лучшем случае уплачивают государству сущие пустяки... Когда наступает день уплаты ренты, чинш взыскивается с крестьянина при помощи кнута, если крестьянин не желает уплатить его добровольно. Недостаток капитала и кредита и изобилие сборов и повинностей в пользу разбойников-рыцарей, государства и церкви вынудили крестьянина попасть в лапы ростовщика и, беспомощно барахтаясь, гибнуть в его путах.

В течение долгих лет унижения и порабощения, в которых держало верхнесилезских крестьян христианско-германское правительство и его разбойничье рыцарство, единственное утешение и поддержку, а отчасти и пищу, крестьянин находил в водке. Надо воздать должное господам помещикам: этот предмет они в изобилии доставляли крестьянину со своих винокуренных заводов по все более дешевым ценам... Рядом с мазанками польских крестьян, где постоянным гостем стал голодный тиф и где люди потеряли человеческий облик, еще более романтично выглядят великолепные дворцы, замки и прочие владения верхнесилезских магнатов... На одной стороне — невероятно быстрое накопление богатств, колоссальные годовые доходы «господ». На другой стороне — возрастающее массовое обнищание.

Заработная плата сельского рабочего крайне низка: 5—6 зильбергрошей для мужчины, 2,5 — 3 зильбергроша для женщины надо считать уже высокой платой. Многих нужда заставляет работать за 4, за 2 зильбергроша и даже меньше. Пища состоит почти исключительно только из картофеля и водки. Если бы работник имел хоть эти два предмета в достаточном количестве, Верхняя Силезия избегла бы по крайней мере голодной смерти и тифа. Но так как из-за болезни картофеля этот главный предмет питания становился все дороже и достать его было все труднее, а заработная плата не только не повысилась, но даже упала, — люди бросились за травами, которые они собирали на полях и в лесах, за сорняками и кореньями, варили себе суп из украденного сена и поедали падаль. Их силы таяли. Водка вздорожала и стала... еще хуже, чем прежде. «Шинкарями» называются большей частью евреи, которые платят огромную арендную плату господину помещику за право продавать водку народу. К водке, которую шинкарь разводил надлежащими порциями воды, он уже и прежде привык прибавлять для крепости разные примеси, причем главную роль играло купоросное масло. Распространение этой ядовитой смеси с каждым годом становилось все шире, а с наступлением болезни картофеля достигло крайней степени. Желудок крестьянина, ослабленный супами из сена и сорняков и сырыми кореньями, не мог уже переваривать такого снадобья. Если принять еще во внимание плохую одежду, грязное нездоровое жилище, холод зимой, нехватку либо работы, либо сил для работы,— то легко себе представить, как эти голодные условия жизни привели к очень быстрому распространению тифа, точно так же, как и в Ирландии. «Людям больше нечего было терять!» Этим все объясняется. Государство и разбойники-рыцари непрестанно так эксплуатировали их и так выжимали все соки, что малейшее ухудшение их бедственного положения должно было привести их к гибели... Разбойники-рыцари, чиновничья каста и вся благословенная богом королевско-прусская правительственная клика обделывали делишки, получали оклады, распределяли награды, в то время как там внизу простой народ, измученный голодом и тифом, начал околевать сотнями и продолжал околевать, как скотина.

Не лучше, чем с поденщиками, обстоит дело с хозяевами, т. е. с теми, кто имел дом и к тому же больший или меньший клочок земли. Их основная пища — тоже картофель и водка. То, что они производят, им приходится продавать, чтобы уплатить подати помещику, государству и т. д. ... К тому же приходится выполнять дворовые повинности» (для господина помещика), «переносить там варварские избиения плетью со стороны барина или его служащих; работая, голодая, терпя побои, видеть и выносить роскошь и высокомерие разбойников-рыцарей и окрики чиновничьей касты, — таков был и есть удел большей части польского населения...

Какое обращение выпадает на долю дворовой челяди, батраков и служанок барина, видно уже из того, что приходится претерпевать обязанным отработками деревенским подданным и так называемым наемным рабочим. Плеть и здесь является альфой и омегой рыцарского евангелия...

Разбойничье рыцарство распоряжается, как ему вздумается. Из их среды назначаются ландраты; они исполняют обязанности поместной и участковой полиции, и вся бюрократия работает в их интересах. К тому же польский крестьянин имеет дело не с немецким — это было бы, пожалуй, слишком гуманно, — а со старопрусским чиновничеством, с его прусским языком и его местным правом. Крестьянское население Верхней Силезии, терпящее со всех сторон эксплуатацию, издевательства, насмешки, побои, заковывание в кандалы, — должно было, наконец, дойти до той точки, до которой оно и дошло. Голодная смерть и чума неизбежно должны были явиться последним плодом, выросшим на этой истинно христианско-германской почве. Кто способен еще воровать, тот ворует. Это единственная форма, в которой обирландившаяся Верхняя Силезия фактически выражает свой протест против христианско-германского разбойничьего рыцарства. Следующая ступень — нищенство; толпами бредут изможденные фигуры с места на место. На третьем месте мы видим тех, которые не имеют сил и уменья ни для того, чтобы воровать, ни для того, чтобы просить милостыню. Их ложе из истлевшей соломы особенно охотно посещает ангел смерти от эпидемий. Таковы плоды деятельности столетнего богом благословенного монархического правления вкупе с разбойниками-рыцарями и с бюрократией».