Карл Маркс - Собрание сочинений, том 19

Во-вторых, христианство затронуло струну, которая должна была найти отклик в бесчисленных сердцах. На все жалобы по поводу тяжелых времен и по поводу всеобщей материальной и моральной нищеты христианское сознание греховности отвечало: да, это так, и иначе быть не может; в испорченности мира виноват ты, виноваты все вы, твоя и ваша собственная внутренняя испорченность! И где бы нашелся человек, который мог бы это отрицать? Mea culpa![ Моя вина! Ред. ]. Ни один человек не мог отказаться от признания за собой части вины в общем несчастье, и признание это стало теперь предпосылкой духовного спасения, которое одновременно было провозглашено христианством. И это духовное спасение было придумано таким образом, что его легко мог понять член любой старой религиозной общины. Всем этим старым религиям было свойственно представление об искупительной жертве, которая могла умиротворить оскорбленное божество. Как же могло не найти тут благоприятной почвы представление о посреднике, который добровольно приносит себя в жертву, чтобы раз навсегда искупить все грехи человечества? Таким образом, общераспространенному чувству, что люди сами виновны во всеобщей испорченности, христианство дало ясное выражение в сознании греховности каждого отдельного человека; в то же время в жертвенной смерти своего основателя христианство создало легко понятную форму внутреннего спасения от испорченного мира, утешения в сознании, к чему все так страстно стремились. Так христианство опять доказало свою способность стать мировой религией — к тому же религией, соответствующей как раз данному миру.

Так и случилось, что среди тысяч пророков и проповедников в пустыне, которые в то время создавали бесчисленное количество своих религиозных новшеств, успех имели только основатели христианства. Не только Палестина, но и весь Восток кишмя кишел такими основателями религий, среди которых господствовала, можно сказать, прямо по Дарвину борьба за идейное существование. Христианство победило главным образом благодаря изложенным выше моментам. А как оно постепенно, в борьбе сект между собой и с языческим миром, путем естественного отбора, все более утверждалось в качестве мировой религии, — этому учит во всех подробностях история церкви первых трех столетий.

Написано Ф. Энгельсом во второй половине апреля 1882 г.

Печатается по рукописи, сверенной с текстом газеты

Напечатано в газете «Der Sozialdemokrat» №№ 19 и 20, 4 и 11 мая 1882 г.

Перевод с немецкого

Подпись: Ф. Энгельс

С какой сказочной быстротой происходит концентрация капитала в Соединенных Штатах Америки, показывает недавно опубликованная в английских газетах статистика. Согласно последней, богатейшим из богатых является г-н Вандербилт в Нью-Йорке. Состояние этого железнодорожного, земельного, фабричного и т. д. барона оценивается примерно в 200 миллионов долларов (1 доллар = 4 маркам 25 пфеннигам); по выражению американцев, он «стоит» 300 миллионов. Он обладает 65 миллионами долларов в облигациях займов Соединенных Штатов (Bonds), 50 миллионами в акциях Нью-йоркского центрального и Гудзонского речного железнодорожного общества, а также 50 миллионами в акциях других железнодорожных обществ. Кроме того, он владеет гигантской земельной собственностью как в Нью-Йорке, так и внутри страны. Г-н Вандербилт, восхищенно добавляют газеты, может скупить любых Ротшильдов и все же останется самым богатым человеком в мире.

И это колоссальное состояние семья Вандербилтов... наэкономила круглым счетом в 30 лет! Этот случай, — пишет «Whitehall Review» [204], — не имеет себе равного в истории. Мы думаем так же.

За Вандербилтом следуют в списке денежных мешков: Джей Гулд, также известный железнодорожный плут, —100 миллионов долларов; Маккей, владелец серебряных рудников, организатор агитации за «договорный биметаллизм», — 50 миллионов; Крокер — 50 миллионов; Джон Рокфеллер, нефтяной авантюрист, но не поджигатель [Игра слов: «Petroleumritter», «Petroleur». Ред.] — 40 миллионов; К. П. Хинтингтон — 20 миллионов; Д. О. Милс — 20 миллионов; сенатор Фэр — 30 миллионов; экс-губернатор Станфорд — 40 миллионов; Расселл Сейдж —15 миллионов; Дж. Р. Кин —15 миллионов; С. Дж. Тилден —15 миллионов; Э. Д. Морган —10 миллионов; Самюэл Слоон —10 миллионов; Гаррисон —10 миллионов; Сайрес У. Филд —10 миллионов; Хью Дж. Джьюитт — 5 миллионов; Сидни Диллон — 5 миллионов; Давид Даус — 5 миллионов; Дж. Д. Наварро — 5 миллионов; Джон У. Гарретт — 5 миллионов; У. Б. Астор — 5 миллионов.

Таков этот список, далеко, впрочем, не являющийся исчерпывающим. Число американских денежных тузов гораздо больше. И это сказочное накопление богатства возрастает со дня на день все больше, благодаря огромному переселению в Америку. Ибо это переселение и прямо и косвенно идет прежде всего на пользу магнатам капитала. Прямо — ибо оно является причиной быстрого возрастания цен на землю; косвенно — ибо множество переселенцев понижает уровень жизни американских рабочих. Уже теперь в бесчисленных сообщениях о стачках, которые передают наши братские американские органы, мы находим все больший процент стачек, организованных для защиты от снижения заработной платы, а большинство стачек, ставящих целью повышение заработной платы, представляет собой по существу то же самое, потому что они вызываются либо огромным повышением цен, либо отсутствием обычного весеннего повышения заработной платы.

Таким образом, поток эмигрантов, который Европа ежегодно направляет теперь в Америку, способствует лишь тому, чтобы довести там до крайних пределов капиталистическое хозяйство со всеми его последствиями, так что рано или поздно там неизбежен колоссальный крах. Тогда поток эмигрантов остановится или, может быть, даже повернет назад, т. е. наступит момент, когда европейский, и в особенности немецкий, рабочий встанет перед альтернативой: голодная смерть или революция! А если уж встанет такая альтернатива, тогда прощайте, вы, временщики священной прусско-германской империи!

И момент этот ближе, чем может себе представить большинство. Переселенцам уже трудно найти там работу, все отчетливее видны предвестники надвигающегося промышленного кризиса, и в решительный момент достаточно самого ничтожного повода, как наступит крах!

Поэтому, как ни скорбим мы вместе с «New-Yorker Volkszeitung» [205]по поводу эмиграции из Германии, как ни убеждены мы в том, что она вызовет прежде всего существенное ухудшение в положении американских рабочих, и как ни желали бы мы вместе с упомянутой газетой, чтобы немецкие рабочие направляли все свое внимание исключительно на улучшение своего положения в Германии, — мы не можем все же разделить ее пессимизма. Мы должны все же считаться с обстоятельствами, а так как последние благодаря близорукости и алчности наших противников все более исключают возможность развития путем подлинных реформ, то мы должны видеть свою задачу в том, чтобы вопреки всяким трусам подготавливать умы к революционному ходу событий.