Сергей Кара-Мурза - Россия при смерти. Прямые и явные угрозы

Его книгу «Общинное землевладение. Причины, ход и последствия его разложения» (1879) тщательно конспектировал Маркс.

Тойнби при анализе кризиса цивилизаций отмечал моменты, когда власть сама начинает верить в мифы, с помощью которых она манипулирует массами — именно тогда возникает «ад кромешный».

Вскользь отметим этический аспект этого суждения. Да, многие из нас (возможно, большинство), действительно несчастнейшие из людей — у нас расчленили страну, отняли заводы и землю, наши соотечественники-старики роются в мусоре. И все это — из-за нашей несостоятельности как граждан. Нас мучает совесть. Чему же тут мы должны радоваться? Да с нами ли говорит эта власть?

В 1135 г. в Новгороде специальной грамотой забота о мерах и весах поручалась церкви святой Софии и епископу церкви святого Иоанна со ссылкой на грамоту царьградского патриарха Фотия, в которой утверждалось, что «искони от бога» было установлено «торговые весы, мерила и чаши от весов блюсти епископу без пакости». Начало государственной стандартизации в России датируется 1555 г., когда указом Ивана Грозного были установлены постоянные размеры пушечных ядер и введены калибры для проверки этих размеров. В 1761 г. в секретной инструкции Тульскому оружейному заводу было предписано, чтобы «на каждую оружейную вещь порознь мастерам иметь меры или лекала с заводским клеймом или печатью оружейной канцелярии, по которым каждый с пропорцией каждую вещь проверить мог» [11].

В 1929 г. была введена уголовная ответственность за несоблюдение обязательных стандартов.

В 1990 г. в США вышла большая книга профессора Калифорнийского университета Ларса Ли «Хлеб и власть в России. 1914–1921». Он сравнивает продовольственную политику царского, Временного и Советского правительств. По мнению Л.Т. Ли, только большевики смогли создать работоспособный аппарат продовольственного снабжения и тем укрепили свою власть. Более того, вопреки созданному нашими демократами ложному представлению, продразверстка (из которой, а не вопреки которой вырос и продналог), укрепила авторитет большевиков и среди крестьян. Крестьяне, пишет Л.Т. Ли, «поняли, что политическая реконструкция [восстановление государства] — это главное, что необходимо для прекращения смутного времени, и что большевики — это единственный серьезный претендент на суверенную власть».

Валерия Новодворская писала в 1993 г.: «Я лично правами человека накушалась досыта. Некогда и мы, и ЦРУ, и США использовали эту идею как таран для уничтожения коммунистического режима и развала СССР. Эта идея отслужила свое и хватит врать про права человека и про правозащитников. А то как бы не срубить сук, на котором мы все сидим… Я всегда знала, что приличные люди должны иметь права, а неприличные (вроде Крючкова, Хомейни или Ким Ир Сена) — не должны. Право — понятие элитарное. Так что или ты тварь дрожащая, или ты право имеешь. Одно из двух» [26].

В этом опыте «оранжевой» революции некоторые российские политтехнологи увидели многообещающую форму политического действия. Суть ее в «организационном оформлении широкого народного движения нового типа, которое будет видеть смысл и цель своего существования не в борьбе за власть, а в борьбе с властью. Отсюда, от этого полюса, будет постоянно исходить импульс атаки на любую власть, какой бы она ни была по персонально-качественному составу или идейно-политической ориентации. В случае возникновения и организационного оформления этого полюса в России может возникнуть инструмент эффективного, не отягощенного конформизмом посредников воздействия на власть» [18].

15 марта 2000 г. в статье «Сколько стоит компромат» сообщались расценки крупных изданий. в частности, было сказано: «Самое дорогое российское издание в плане размещения черного пиара — это «Аргументы и факты». Полоса этого многомиллионного еженедельника стоит более 18 000 долларов» [22].

По вопросу об отношении к пыткам полезно прочитать рассуждения Гринева в «Капитанской дочке» Пушкина. Нынешнее отношение к пыткам есть продукт развивающейся культуры (очень важно, кстати, его не утратить, тем более что поползновения к его изживанию есть, причем как раз среди идеологов реформы — вспомним крики демократического митинга в июне 1992 г.: «Даешь стадион! Даешь стадион!»).

Речь идет о государственности вообще, поскольку ни одно государство, оформленное как определенный «политический строй», не может не вести борьбы с политическими противниками, которые стремятся этот строй изменить. Но не могло же придти в голову умным людям, что безопасности советского государства не угрожали политические противники внутри страны — после тяжелой гражданской войны и острой межфракционной борьбы внутри правящей партии.

Даже в момент революции ВЧК создавалась вовсе не только для борьбы с политическими противниками. Ее важной функцией было пресечение спекуляции акциями российских предприятий — их продавали немцам, поскольку по условиям Брестского мира правительство обязано было выкупать принадлежащие немецким подданным акции, оплачивая их золотом. Эта функция была даже обозначена в названии ВЧК — Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем.

Такое структурное разделение науки было предусмотрено, в более мягких выражениях, в «Федеральном законе о науке и государственной научно-технической политике» (ст. 11 Закона декларирует «гарантию приоритетного развития фундаментальных исследований»).

В действительности, и в отношении фундаментальной науки обещания Ельцина не были выполнены. После резкого повышения цен в январе 1992 г. деятельность всей экспериментальной науки была практически парализована. Всего за год до этого никто не поверил бы, что Президиум Академии наук будет вынужден принять постановление, которое обяжет все Отделения «до 1 ноября 1992 г. принять решения о реорганизации каждого научного учреждения, имея в виду сокращение особо приоритетныхнаучных направлений, подразделений и научных школ, располагающих наиболее высоким научным потенциалом, и ликвидацию… остальных структурных единиц».

В 90-е годы были, например, прекращены гидрологические разрезы на Черном море, начатые еще в ХIХ веке и проводившиеся во время Великой отечественной войны даже при непосредственной опасности бомбежек и обстрелов гидрологических судов.

Журнал «Известия Американского математического общества», призывая американских математиков делать пожертвования для спасения советской математической школы, называл причину вполне однозначно: «Политическая смута последних лет в Восточной Европе поставила на грань катастрофы научные и математические исследования в бывшем Советском Союзе… Советский Союз обладал исключительно сильными традициями в математических науках, с блистательными научными достижениями и крупным вкладом в математическое образование. В настоящее время возникла угроза полной гибели этого сообщества…” [35].