Карл Маркс - Собрание сочинений, том 22

Современная, революционная сторона прусской военной системы и заключается как раз в требовании поставить силы каждого способного носить оружие мужчины на службу делу национальной обороны в течение всего того времени, когда он по возрасту годен к военной службе. И единственная революционная черта, которую можно отметить во всем развитии армий с 1870 г., состоит именно в том, что это требование, прежде осуществлявшееся лишь в воображении шовинистов, правительства были вынуждены — зачастую против воли — все больше проводить на деле. Как продолжительность времени, в течение которого люди остаются военнообязанными, так и зачисление на военную службу всех годных к ней молодых людей ныне является чем-то незыблемым, по крайней мере в Германии, и меньше всего это может встретить противодействие со стороны Социал-демократической партии, которая, наоборот, одна только и способна в Германии полностью осуществить на практике также и это требование.

Остается, следовательно, лишь еще один пункт, отправляясь от которого можно удовлетворить потребность в разоружении: срок действительной военной службы. Вот здесь-то именно и находится архимедова точка опоры: международное установление, по соглашению между великими державами континента, максимального срока действительной военной службы для всех родов войск, пусть сначала в два года, но с оговоркой, что этот срок в дальнейшем будет незамедлительно сокращен, как только признают это возможным, и с провозглашением милиционной системы в качестве конечной цели. И я утверждаю, что именно прежде всего Германия должна внести такое предложение и что именно прежде всего она получит выгоду от того, что его внесет, даже если это предложение и не будет принято.

Международное установление максимального срока действительной военной службы затронуло бы в равной степени армии всех держав. Общепризнано, что для армий, рядовой состав которых еще не нюхал пороху, продолжительность действительной военной службы — в известных пределах — является в первое время кампании лучшим мерилом их пригодности к действиям в любой военной обстановке, в особенности при стратегическом или тактическом наступлении. В 1870 г. наши воины достаточно познакомились с furia francese [французской яростью. Ред.] штыковой атаки императорской пехоты, прошедшей длительную службу, и мощью кавалерийских атак под Вёртом и Седаном; но в то же время под Шпихерном, в самом начале войны, они доказали, что даже при меньшей численности они способны выбить ту же пехоту из сильно укрепленной позиции [397]. Таким образом, следует в общем признать: в известных границах, меняющихся в зависимости от национальных особенностей, срок действительной военной службы определяет степень общей боевой подготовки еще не испытанных в бою войск и особенно степень их пригодности к наступательным действиям.

Если удастся установить в международном масштабе максимальный срок действительной военной службы, то соотношение боеспособности различных армий останется приблизительно таким же, как и в настоящее время. То, что потеряет в отношении непосредственной пригодности к боевым действиям одна из них, потеряют и другие. В той мере, в какой теперь исключена возможность нападения врасплох одного государства на другое, в такой же мере это будет исключено и тогда. Разница в сроке действительной военной службы, например, во Франции и в Германии, была до сих пор так незначительна, что она не имела никакого значения; и при сокращенном сроке службы, точно так же, как и теперь, все будет зависеть от того, как будет использован в каждой из этих двух армий срок службы, установленный соглашением. Впрочем относительная численность обеих армий будет вполне соответствовать соотношению численности населения обеих стран; и когда всеобщая воинская повинность будет, наконец, действительно проведена в жизнь, в странах с одинаковым примерно уровнем экономического развития (которым обусловлен процент негодных к военной службе) численность населения всегда будет мерилом численности армии. Тогда уже не будет места таким фокусам, какие Пруссия проделывала в 1813 году; эти сливки уже сняты.

Однако очень многое зависит от того, как используется установленный срок военной службы. И почти во всех армиях имеются люди, которым есть что рассказать по этому поводу, если бы им это было позволено; ибо постоянный недостаток в деньгах повсюду вынуждал обучать часть призывников лишь «наспех», в течение нескольких месяцев. И тут уж приходится ограничиваться самым главным, отбрасывая в сторону целую кучу традиционного вздора, и тогда люди обнаруживают, к своему собственному удивлению, как мало требуется времени, чтобы из физически развитого молодого человека сделать солдата. О том, как были поражены этим офицеры, обучающие немецкий эрзац-резерв, Бебель рассказал в рейхстаге [398]. В австрийской армии многие офицеры прямо утверждают, что ландвер, имеющий почти такой же срок военной службы, как немецкий эрзац-резерв, превосходит по качеству линейные войска. И в этом нет ничего удивительного. В ландвере не хватает как раз того времени, которое в линейных войсках тратится попусту на традиционные и в силу этого священные глупости, и именно поэтому там время зря не тратят.

Немецкий строевой устав пехоты 1888 г. ограничивает тактические построения для боя лишь самым необходимым. Ничего нового в нем нет. Сохранять боеспособность при всех изменениях боевого порядка австрийцы умели уже с 1859 года; почти в то же время гессен-дармштадтцы ввели образование батальонных колонн всех видов путем простого соединения четырех ротных колонн, но после 1866 г. они вынуждены были отказаться от этого рационального построения по требованию Пруссии [399]. В остальном новый устав устраняет массу допотопных церемоний, столь же бесполезных, сколь и освященных обычаем; и у меня как раз нет абсолютно никакого повода придираться к этому. После войны 1870 г. я как-то позволил себе роскошь набросать схему сомкнутых построений и передвижений роты и батальона, которые отвечали бы современному способу ведения войны, и был при этом немало удивлен, обнаружив, что этот элемент «государства будущего» чуть ли не полностью воплощен в соответствующих параграфах нового устава.

Но одно дело устав, а другое дело его выполнение. Дух шагистики, процветавший в прусской армии во все периоды мира, ведет к тому, что устраненная предписанием бесполезная трата времени вводится снова через заднюю дверь парадов. Вдруг оказывается, что плац-парадная муштра совершенно необходима как противовес ослабляющему сплоченность влиянию рассредоточенного боевого порядка, как единственное средство для установления подлинной дисциплины и т. д. и т. д. Выходит, что порядок и дисциплина могут быть установлены лишь тем, что солдат заставляют заниматься совершенно бесполезными делами. В результате упразднения одного лишь «парадного шага» высвободилось бы немало недель для разумных занятий, не говоря уже о том, что тогда иностранным офицерам не приходилось бы сдерживать смех, наблюдая немецкие военные парады.