Карл Маркс - Собрание сочинений, том 12

Показав этот образчик императорско-официальной белиберды о причинах европейской паники, мы не можем не привести также пример того сорта оппозиции, который допускается при Бонапарте.

«Можно отрицать наличие кризиса», — заявляет газета «Assemblee Nationale» [64], — «однако нельзя не признать, что процветание несколько пошло на убыль, если принять в соображение недавнее сокращение доходов наших железных дорог, банковских ссуд под коммерческие векселя и сокращение вывозных пошлин за первые семь месяцев текущего года на двадцать пять миллионов франков».

Итак, в Германии все активные элементы буржуазии со времени контрреволюции 1849 г. посвятили свою энергию торгово-промышленной деятельности, подобно тому как мыслящая часть нации покинула философию ради естественных наук. Оставаясь в войне нейтральными, немцы накопили за время войны столько же капитала, сколько их соседи, французы, потеряли на войне. Обнаружив такое положение вещей у немцев, их быстро развивающуюся промышленность и накопление капитала, французский Credit Mobilier снизошел до признания немцев подходящим объектом для своих операций, ибо пассивный союз Бонапарта с Австрией уже привлек внимание этого Общества к неисследованным областям Австрии, Венгрии и Италии. Однако, показав пример и положив начало спекуляции в Германии, Credit Mobilier был сам изумлен обильной жатвой спекулятивных и кредитных учреждений, импульс к возникновению которых был дан самим же Credit Mobilier. В 1855–1856 гг. немцы получили вполне готовые мошеннические уставы французских Credits Mobiliers, подобно тому как в 1831 г. они получили из Франции готовые политические конституции [65]. Француз семнадцатого столетия изумился бы, увидев двор Людовика XIV, воспроизведенный в стократном размере по ту сторону Рейна; французы последнего десятилетия были не менее изумлены, увидев в Германии шестьдесят два национальных собрания, между тем как они сами с таким трудом произвели на свет всего лишь одно. В конце концов Германия вовсе не представляет собой страну децентрализации; все дело только в том, что централизация является в ней децентрализованной, так что вместо одного центра их существует множество. Поэтому такая страна оказалась вполне пригодной к тому, чтобы в самое короткое время и во всех направлениях начать разного рода махинации, которым научил ее Credit Mobilier, подобно тому как парижские моды распространяются в Германии быстрее, чем во Франции. Такова непосредственная причина того, что паника прежде всего возникла и шире всего распространилась в Германии. В одной из последующих статей мы дадим как историю самой паники, так и рассмотрение ее непосредственных причин.

Написано К. Марксом 3 октября 1856 г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4833, 15 октября 1856 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского

Денежный кризис в Германии, начавшийся около середины сентября текущего года, достиг кульминационного пункта 26-го того же месяца, после чего он стал постепенно ослабевать, подобно денежной панике 1847 г. в Англии, которая впервые проявилась в конце апреля и постепенно утихла после 4 мая, дня своего наивысшего подъема. В то время несколько ведущих банкирских домов в Лондоне, ради создания некоторой передышки в момент паники, пошли на жертвы, что и положило начало катастрофе, постигшей их несколько месяцев спустя. Подобные же результаты вскоре дадут себя знать и в Германии, поскольку основной причиной паники там был не недостаток в средствах обращения, а диспропорция между свободным капиталом и обширными размерами имевшихся тогда промышленных, торговых и спекулятивных предприятий. Средством, с помощью которого паника была временно преодолена, явилось повышение учетной ставки различными правительственными, акционерными и частными банками; некоторые из них повысили свою учетную ставку до 6 %, некоторые даже до 9 %. В результате этого повышения учетной ставки отлив золота был приостановлен, ввоз иностранной продукции был парализован, иностранный капитал был привлечен приманкой высокого процента, непогашенные долги были востребованы, французский Credit Mobilier, который месяцем раньше уплатил взносы по своим германским железнодорожным обязательствам дружескими векселями, теперь был принужден платить наличными, и Франции в то время вообще пришлось оплатить звонкой монетой свой баланс по ввозу зерна и продуктов. Таким образом, денежная паника в Германии рикошетом отразилась на Франции, где она сразу приняла более угрожающую форму. Французский банк, следуя примеру германских банков, повысил свою учетную ставку до 6 % — повышение, которое уже 30 сентября заставило его обратиться к Английскому банку с просьбой о займе на сумму свыше одного миллиона фунтов стерлингов. Вследствие этого 1 октября Английский банк повысил свою учетную ставку до 5 %, даже не дождавшись обычного, происходящего по четвергам совещания директоров — мера, не имевшая прецедента со времени денежной паники 1847 года. Несмотря на это повышение процента, золото продолжало уплывать из подвалов Треднидл-стрит [66]по 40000 ф. ст. ежедневно, а Французскому банку каждый день приходилось расставаться приблизительно с 6000000 фр. звонкой монеты, в то время как монетный двор выпускал ежедневно только 3000000 фр., из которых лишь около 120000 фр. были в серебряной монете. Чтобы нейтрализовать пагубное влияние Французского банка на золотой запас Английского банка, последний, приблизительно неделей позже, снова повысил свою учетную ставку до 6 % по векселям сроком на 60 дней и до 7 % по векселям с более продолжительным сроком. В ответ на эту любезность Французский банк издал 6 октября новый указ, в силу которого он отказывался учитывать какие бы то ни было векселя сроком более чем на 60 дней, и объявил, что он не будет выдавать ссуд более чем в размере 40 % под ценные бумаги и более чем в размере 20 % под железнодорожные акции, и то сроком всего лишь на один месяц. Несмотря, однако, на все эти меры, Английский банк оказался столь же неспособным приостановить отлив золота во Францию, как Французский банк был не в состоянии ослабить панику в Париже или сократить утечку звонкой монеты в другие части европейского континента. Сила паники во Франции засвидетельствована падением курса акций Credit Mobilier с 1680 фр. (котировка 29 сентября) до 1465 фр. (6 октября), то есть падением на 215 фр. в течение восьми дней, причем, вплоть до 9 октября, несмотря на величайшие усилия, не удалось поднять их курс более чем на 15 франков. Нет нужды говорить, что государственные процентные бумаги соответственно тоже упали в цене. Едва ли существует что-либо более смешное, чем горестные жалобы французов по поводу бегства их капиталов в Германию, после высокопарных уверений, которые мы слышали от г-на Исаака Перейры, великого учредителя Credit Mobilier, будто французский капитал наделен особым космополитическим свойством. Среди всей этой сумятицы великий чародей Франции, Наполеон III, изготовил свое всеисцеляющее средство. Он запретил печати говорить о финансовом кризисе; через своих жандармов он намекнул менялам, что было бы целесообразно удалить с их витрин объявления о покупке серебра с премией; и, наконец, в своей газете «Moniteur» от 7 октября он поместил доклад, адресованный самому себе от имени своего собственного министра финансов, в котором утверждалось, что все обстоит прекрасно и что лишь публика дает неправильную оценку событиям. К несчастью, два дня спустя на сцене внезапно появляется главный директор Французского банка со следующими данными в своем месячном отчете: