Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

Но где же находились 10-й и 11-й корпуса? В то время как бои шли между озером Гарда и Гуидиццоло, они блуждали значительно южнее, по равнине. Утверждают, что 11-й корпус издалека видел несколько неприятельских отрядов, 10-му же корпусу даже и этого не довелось. А к тому времени, когда исход сражения был решен, оба эти корпуса не только не успели произвести ни единого выстрела, но находились еще настолько далеко, что Канробер, который должен был препятствовать этому обходному движению, — а о нем французам было известно заранее, — мог бросить все свои войска до последней дивизии против главных сил австрийцев и, таким образом, выиграть сражение на левом австрийском фланге.

В это же время 2-й корпус занимал позицию у Мантуи, готовясь к отражению воображаемой атаки принца Плон-Плона, который в тот самый день пировал со своей армией в Парме на расстоянии восьмидневного перехода от поля боя!

Здесь перед нами ярчайший пример того, что происходит, когда командование находится в руках германского «прирожденного военачальника». Два корпуса (50000 человек) бесцельно разгуливали вдалеке от поля битвы, третий корпус (20000 человек) держал фронт при Мантуе против воображаемого противника, а 104 пушки бесцельно стояли в обозе в Валеджо, то есть добрая треть всех сил и все резервы и артиллерия были намеренно отведены от поля сражения с тем, чтобы остальные две трети были нелепо раздавлены превосходящими силами противника — такую беспросветную глупость мог допустить лишь немецкий «отец народа»!

Австрийские войска сражались с такой исключительной храбростью, что союзникам, располагавшим силами в полтора раза большими, лишь после величайшего напряжения удалось оттеснить их с двух позиций из трех, и что даже эти превосходящие силы оказались не в состоянии расстроить ряды австрийцев или попытаться преследовать их. Каков был бы исход борьбы, если бы 70000 человек и 104 пушки, которые Франц-Иосиф оставил неиспользованными, находились бы между Вольтой и Поциоленго в качестве резерва? Французы несомненно были бы разбиты и фронт тем самым был бы вновь передвинут с Минчо и Кьезе на Тичино. Австрийские войска побеждены не союзниками, а глупостью и высокомерием их собственного императора. Когда австрийский солдат на передовых позициях совершает малейший проступок, он получает за это 50 ударов палкой. Самое меньшее, что Франц-Иосиф может сделать, чтобы хоть в какой-то мере искупить свои грубые промахи и бессмысленные поступки, — это явиться к генералу Хессу и получить свои вполне заслуженные 50 ударов.

Война отныне разыгрывается в районе четырехугольника крепостей и первые результаты влияния этих крепостей на действия союзников уже начали сказываться: последним пришлось разделить свои силы. Один отряд оставлен у Брешии, чтобы наблюдать за проходами в Тироле. 5-й французский корпус (Плон-Плона) расположился в Гойто против Мантуи и получил в подкрепление еще одну дивизию. Для осады Пескьеры предназначается большая часть пьемонтской армии. Пескьера, когда-то небольшая крепость, по имеющимся сведениям, с 1849 г. была укреплена выдвинутыми вперед и расположенными полукругом фортами и превращена в укрепленный лагерь (см. «Revue des deux Mondes» [240]от 1 апреля 1859 г.). Если это так, то пьемонтцам придется немало потрудиться, и для «операций» против Вероны, о которых с такой помпой объявил Луи Бонапарт, остается лишь одна дивизия и ослабленная потерями при Сольферино французская армия (25 бригад, немногим более 130000 человек). Если Хесс действительно принял в настоящее время на себя командование и получил неограниченные полномочия, то он, пожалуй, скоро найдет возможность дать несколько победоносных сражений, и таким путем подготовить более крупную победу. К французам на подкрепление идут три дивизии лионской армии и, как говорят, еще одна дивизия парижской армии, всего от 50000 до 60000 человек. К австрийцам прибывают 6-й корпус из Южного Тироля, 4-й из Триеста и кроме того еще четвертые полевые батальоны из состава полков, находящихся в Италии, т. е. по меньшей мере 54 батальона опытных солдат, так что все австрийские подкрепления составят примерно 100000 человек. Но в конце концов главное для австрийцев заключается в том, чтобы равновесие на поле сражения было достигнуто не столько за счет свежих подкреплений, сколько благодаря единому и разумному командованию. Это может быть достигнуто лишь в том случае, если бездарный Франц-Иосиф будет отстранен и Хесс примет командование полностью на себя.

Написано Ф. Энгельсом 7 июля 1859 г.

Напечатано в газете «Das Volks» № 10, 9 июля 1859 г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Реакция выполняет программу революции. Это кажущееся противоречие объясняет силу наполеонизма, который еще до сих пор выступает в роли душеприказчика революции 1789 г., оно же объясняет успех шварценберговской политики в Австрии, которая сконцентрировала расплывчатые мечты 1848 г. о единстве, придав им ясную и положительную форму, и это же кажущееся противоречие придает силу призраку парламентской реформы Германского союза, который по милости Пруссии бродит сейчас по Малой Германии и исполняет вместе с гражданами Якобом Венедеем и Цайсом причудливый танец теней на могилах революции 1848 года. Правда, эта программа революции в руках реакции превращается в сатиру на соответствующие революционные стремления и становится, таким образом, самым смертоносным оружием в руках непримиримого врага. Ведь реакция выполняет требования революции таким же образом, как Луи Бонапарт выполняет требования итальянской национальной партии. Трагикомичным в этом процессе является то, что несчастные грешники, которые должны быть повешены из-за собственного пустословия и глупостей, изо всех сил кричат «браво!» и, в то время как палач уже затягивает у них на шее петлю, приветствуют свою собственную казнь бурными рукоплесканиями.

Подобно тому, как в 1848 г. известные мартовские требования, которые были сформулированы партией, именовавшейся тогда «революционной», и распространение которых было организовано очень ловко [242]— так совершает ныне свое триумфальное шествие по Центральной и Южной Германии некое «Заявление» [243], которое, по-видимому, является исходящим от регента mot d'ordre {лозунгом. Ред.} для соответствующего его желаниям «народного движения» в пользу вооруженного посредничества. Эта инспирированная регентом программа, носящая весьма характерное название «нассауского заявления» {151} потому, что она получила первое признание от нассауских отцов отечества, возглавляемых нашим старым знакомым господином Цайсом, провозглашает: