Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

И вот когда пьемонтцы попытались блокировать Мантую также и на левом берегу Минчо, Радецкий, к которому присоединились тем временем еще 12000 человек из войск Вельдена, решился прорвать ослабленный центр пьемонтцев и затем по частям бить подходящие войска противника. 22 июля он приказал атаковать Риволи, которое и было очищено пьемонтцами 23-го; 23 июля он сам выступил из Вероны с 40000 человек против позиции у Соны и Соммакампаньи, обороняемой лишь 14000 пьемонтцев, захватил ее и разорвал таким образом всю неприятельскую линию. 24 июля левый фланг пьемонтцев был окончательно отброшен за Минчо, а их правый фланг, в это время сосредоточившийся и перешедший в наступление против австрийцев, был 25-го разбит при Кустоце; 26-го вся австрийская армия перешла Минчо и нанесла пьемонтцам еще одно поражение — у Вольты. На этом кампания была закончена; пьемонтцы, почти не оказывая сопротивления, отошли за Тичино.

Этот краткий очерк кампании 1848 г. доказывает лучше всякого теоретического обоснования силу позиции на Минчо и Эче. Прибыв в четырехугольник крепостей, пьемонтцы должны были выделить столько войска для наблюдения за ними, что их наступательная сила, как это показало сражение при Санта-Лючии, уже благодаря этому была значительно подорвана, между тем Радецкий, как только он получил первые подкрепления, мог передвигаться совершенно свободно между крепостями, базируясь то на Мантую, то на Верону, сегодня угрожать тылу противника на правом берегу Минчо, через несколько дней после этого захватить Виченцу и все время держать инициативу кампании в своих руках. Правда, пьемонтцы делали ошибку за ошибкой. Но в этом и состоит сила позиции, что она ставит врага в трудное положение и чуть ли не заставляет его делать ошибки. Наблюдение за отдельными крепостями, а тем более их осада вынуждают его дробить, ослаблять наступательную силу своих наличных войск; реки вынуждают его увеличивать это дробление, почти исключая возможность взаимной поддержки различных корпусов. Какие громадные силы нужны для осады Мантуи при том условии, что каждое мгновение полевая армия противника может обрушиться на осаждающего, выйдя из веронских отдельных фортов!

Только Мантуя была в состоянии в 1797 г. задержать победоносную армию генерала Бонапарта. Только дважды крепость внушила ему уважение: это была Мантуя и десять лет спустя — Данциг. Вся вторая часть похода 1797 г., т. е. Кастильоне, Медоле, Каллиано, Бассано, Арколе, Риволи [121], — все это группируется вокруг Мантуи, и лишь после того, как эта крепость пала, победитель отважился продолжать наступление на восток и переправиться через Изонцу. В то время Верона еще не была укреплена; в 1848 г. на правом берегу Эча была готова только стена вокруг Вероны и сражение при Санта-Лючии было дано на том месте, где вскоре после этого были построены австрийские редуты, а затем отдельные форты; и только благодаря этому укрепленный лагерь Вероны ныне становится ядром, редюитом всей позиции, которая тем самым приобретает очень большую силу.

Как видите, мы не стремимся преуменьшить значение линии Минчо. Но не будем упускать из виду, что эта линия приобрела значение лишь с тех пор, как Австрия стала вести войны в Италии на свой риск и страх и коммуникационная линия Боцен — Инсбрук — Мюнхен была отодвинута на задний план другой линией, именно Тревизо — Клагенфурт — Вена. И для Австрии, в ее современном виде, обладание линией Минчо есть действительно жизненный вопрос. Австрия, как самостоятельное государство, которое хочет действовать в качестве великой европейской державы, независима от Германии, поставлена перед необходимостью либо сохранять в своих руках линию Минчо и нижнего По, либо отказаться от обороны Тироля; иначе Тироль был бы обойден с двух сторон и связь с остальной монархией могла бы поддерживаться лишь через Тоблахский проход (дорога из Зальцбурга на Инсбрук проходит через Баварию). Однако среди старшего поколения военных существует мнение, что Тироль сам по себе обладает очень большой обороноспособностью и господствует как над бассейном Дуная, так и над бассейном По. Но это мнение безусловно опирается на фантазерство и никогда не было подтверждено опытом, так как повстанческая война, какой была война 1809 г. [122], не может служить основанием для выводов, касающихся операций регулярной армии.

Автором такой точки зрения является Бюлов; он высказывает ее между прочим в своей истории Гогенлинденской [123] и Маренгской операций. Один экземпляр французского перевода этой книжки [124], принадлежавший английскому военному инженеру Эммету, который еще при жизни Наполеона был командирован на остров Св. Елены, попал в 1819 г. в руки пленного полководца. Он сделал на полях многочисленные замечания, и Эммет в 1831 г. переиздал эту книгу вместе с пометками Наполеона.

Вначале эта книга, видимо, произвела на Наполеона хорошее впечатление. Предложение Бюлова развертывать всю пехоту в стрелковые цепи он отмечает одобрительно: «De l'ordre, toujours de l'ordre, les tirailleurs doivent toujours etre soutenus par les lignes» {141} . Затем следует несколько раз: «Bien, c'est bien» {«Хорошо, это — хорошо». Ред.} , и снова «bien». Но подойдя к двадцатой странице Наполеон теряет терпение, видя как бедный Бюлов мучается над тем, чтобы объяснить — в высшей степени неудачно и неловко — все превратности войны своей теорией эксцентрического отступления и концентрического наступления, видя, как он своим ученическим толкованием лишает смысла мастерские шахматные ходы. Сначала он отмечает несколько раз: «Mauvais», «cela est mauvais», «mauvais principe» {«Плохо», «это плохо», «плохой принцип». Ред.} , дальше он замечает: «cela n'est pas vrais», «absurde», «mauvais plan bien dangereux», «restez unis si vous voulez vaincre», «il ne faut jamais separer son armee par un fleuve», «tout cet echafaudage est absurde» {142} и т. д. И когда Наполеон находит далее, что Бюлов постоянно хвалит плохие операции и порицает хорошие, что он приписывает генералам глупейшие мотивы и дает им комичнейшие советы, что, наконец, он хочет упразднить штык и вместо этого вторую шеренгу пехоты вооружить пиками, то у него вырывается восклицание: «bavardage inintelligible, quel absurde bavardage, quelle absurdite, quel miserable bavardage, quelle ignorance de la guerre» {143} .

Бюлов упрекает австрийскую дунайскую армию, которой командовал Край, за то, что она отошла к Ульму, вместо того, чтобы идти в Тироль. Тироль — это неприступный бастион из гор и скал; если его займет достаточно сильная армия, она будет господствовать одновременно над Баварией и частью Ломбардии. (Здесь замечание Наполеона: «On n'attaque pas les montagnes, pas plus le Tirol que la Suisse, on les observe et on les tourne par les plaines» {144} ). Затем Бюлов упрекает Моро за то, что он позволил задержать себя у Ульма армией Края, вместо того, чтобы оставить ее без внимания, а самому овладеть Тиролем, в котором было мало войска: завоевание Тироля, по мнению Бюлова, было бы гибельно для австрийской монархии (Наполеон: «Absurde, quand meme le Tirol eut ete ouvert, il ne fallait pas у entrer» {145} ).