Карл Маркс - Собрание сочинений, том 13

Такая именно предварительная игра уже в течение нескольких месяцев происходит между Австрией и Францией. Франция начала эту игру 1 января этого года, и Австрия ответила на нее. От слова к слову, от жеста к жесту противники приближались все ближе к вызову; однако дипломатический этикет требует, чтобы такая игра была разыграна до конца. Отсюда бесконечные предложения и контрпредложения, уступки, условия, оговорки, увертки.

Вот последний образец дипломатического поддразнивания: 18 апреля лорд Дерби объявил в палате лордов, что Англия делает последнее усилие и в случае неудачи она должна отказаться от посредничества. Всего лишь три дня спустя, 21 апреля, «Moniteur» заявил, что Англия сделала четырем другим великим державам следующие предложения: 1) Осуществить еще до конгресса общее и одновременное разоружение. 2) Разоружение должно совершаться под руководством военной или гражданской комиссии, независимо от конгресса (причем эта комиссия должна состоять из шести членов, в том числе одного от Сардинии). 3) Как только комиссия начнет свою работу, конгресс соберется и приступит к обсуждению политических вопросов. 4) Немедленно после открытия конгресса представители итальянских государств должны быть приглашены занять места рядом с представителями великих держав, совершенно так же, как на конгрессе 1821 года [192]. В то же время «Moniteur» сообщил, что Франция, Россия и Пруссия выразили свое согласие с предложениями Англии, а телеграмма из Турина успокоила различные биржи Европы отрадным известием, что Луи-Наполеон побудил Пьемонт к такому же шагу. До сих пор все шло необычайно мирно, и казалось, что все препятствия для созыва конгресса непременно будут устранены. В сущности план был совершенно прозрачен. Франция еще не была готова к борьбе, Австрия же была готова. Чтобы не оставить никаких сомнений относительно своих действительных намерений, Луи-Наполеон через свою полуофициальную прессу дал ясно понять, что это разоружение может распространяться только на Австрию и Пьемонт, ибо Франция, которая не вооружалась, естественно, не может разоружаться; и в то же самое время в официальной газете «Moniteur» его статьи формулировались таким образом, чтобы не связывать его никакими обязательствами относительно распространения «принципа разоружения» на Францию. Его следующий шаг, очевидно, заключался бы в том, чтобы полуофициальное заявление, что Франция не вооружалась, превратить в официальное; тем самым вопрос с успехом был бы перенесен на неопределенную почву военных деталей, на которой легко почти бесконечно затягивать подобный спор утверждениями, контрутверждениями, требованиями доказательств, опровержениями, официальными отчетами и тому подобными уловками. Тем временем Луи-Наполеон получил бы возможность спокойно закончить свои приготовления, которые, согласно его новому принципу, он может не признавать вооружением, ибо ему ведь нужны не люди (которых он может призвать в любой день), а военные материалы и новые формирования. Он сам заявил, что к войне он не будет готов раньше 1 июня этого года. И в самом деле, если бы его приготовления были закончены к 15 мая, он мог бы, пользуясь своими железными дорогами, отозвать из отпуска к этому сроку солдат, и около 1 июня они вернулись бы в свои части. Однако имеются серьезные основания думать, что вследствие колоссальных хищений, беспорядков, взяточничества и растрат, которые имеют место во французском военном ведомстве, в полном соответствии с похвальным примером, даваемым императорским двором, необходимая подготовка материальной части не может быть полностью закончена даже в тот срок, который первоначально определил сам Луи-Наполеон. Как бы то ни было, несомненно, что каждая неделя отсрочки представляет выигрыш для Луи-Наполеона и проигрыш для Австрии, которая, в результате этой дипломатической интермедии, не только лишилась бы военных преимуществ, вытекающих из того, что она опередила в своих военных приготовлениях другие страны, но и была бы раздавлена бременем колоссальных затрат, необходимых для продолжения военных приготовлений в нынешних масштабах.

Прекрасно понимая положение дел, Австрия не только отказалась принять английское предложение о созыве конгресса на тех же самых условиях, на каких происходил конгресс в Лайбахе, но и первая дала сигнал к войне. От ее имени генерал Дьюлаи направил туринскому двору ультиматум, настаивая на разоружении и роспуске добровольцев, причем для принятия решения Пьемонту было предоставлено лишь три дня, по истечении которых должна быть объявлена война. В то же самое время еще две дивизии австрийской армии, т. е. 30000 человек, были отправлены к Тичино. Таким образом, в дипломатическом отношении Наполеон прижал Австрию к стене, ибо он заставил ее первой произнести священное слово — объявить войну. Однако, если Австрия не будет вынуждена угрожающими нотами Лондона и С.-Петербурга отказаться от своего шага, то дипломатическая победа Бонапарта может стоить ему трона.

Тем временем военная лихорадка охватила другие страны. Мелкие немецкие государства, справедливо считая, что приготовления Луи-Наполеона угрожают им, дали выход выражению национальных чувств, достигшему степени, неслыханной в Германии со времени 1813 и 1814 годов. Свои действия они сообразовывают с этими «национальными чувствами». Бавария и соседние государства создают новые формирования, призывая резервы и ландвер. Седьмой и восьмой корпуса германской союзной армии (образуемые этими государствами), которые официально должны насчитывать 66000 человек на действительной службе и 33000 человек резерва, вероятно, вступят в войну, имея 100000 человек на действительной службе и 40000 резерва.

Ганновер и другие северные немецкие государства, образующие десятый союзный корпус, вооружаются в такой же степени, одновременно укрепляя свои берега против нападений с моря. Пруссия, которая благодаря приготовлениям, проводившимся в период мобилизации 1850 г. [193]и после нее, в военно-техническом отношении находилась на более высоком уровне, чем когда-либо раньше, уже в течение некоторого времени спокойно готовится к мобилизации своей армии. Теперь она все шире вооружает свою пехоту игольчатыми ружьями и только недавно снабдила всю пешую артиллерию 12-фунтовыми пушками; одновременно приводятся в боевую готовность ее крепости на Рейне. Она издала приказ о том, чтобы три ее армейских корпуса были готовы к военным действиям. В то же время ее позиция в союзной военной комиссии во Франкфурте является убедительным доказательством того, что она очень хорошо понимает, насколько опасна для нее политика Луи-Наполеона. И если ее правительство все еще колеблется, то общественное мнение в полной готовности. Нет сомнения, что Луи-Наполеон встретит в лице Германии такого единодушного и такого решительного противника Франции, какого у нее никогда не было, и это в то время, как между немцами и французами существует меньше вражды, чем когда-либо раньше.