Августо Кури - Продавец грез

Учитель рассуждал об этих сложных проблемах в такой манере, которая меня живо заинтересовала. Он одевался как нищий, но его речь свидетельствовала о том, что он не тот преподаватель, который обучает чему-то, не имеющему отношения к его собственной жизни. Можно было подумать, что у него самого было когда-то много власти. Но какой властью может располагать человек бедный, не имеющий счета в банке, не имеющий собственного дома и документов?

Некоторые религиозные люди начали высоко оценивать идеи, которые он высказывал, других же он сильно беспокоил. Бог был их собственностью. Они были теологами, знатоками природы Божественного. Жалкий бедняк, живущий под мостами маргинал не был достоин их внимания. Некоторые религиозные радикалы задавали себе вопросы: «Не является ли он пророком зла? Не является ли он антихристом, о пришествии которого говорят уже много столетий?» Все дело в том, что учитель превратился в загадочную фигуру. Он хотел быть незаметньгм, но спрятаться было просто невозможно.

У него начали просить автографы прямо на улице. Но он в таких случаях смотрел людям в глаза и удивлял вопросами:

— Как я могу давать автограф человеку, который или такой же важный, как я сам, либо еще важнее меня? Мне понадобились бы многие десятилетия для того, чтобы хоть немного узнать вас, понять устои вашего интеллекта и выявить некоторые нити, из которых сотканы ваши размышления. Это я имею честь познакомиться с вами. Пожалуйста, дайте мне ваш автограф.

Люди уходили от него в удивлении и задумчивости. Некоторые покупали мечту о том, что нет ни знаменитостей, ни безвестных людей, но есть человеческие существа, выполняющие различные функции в обществе.

В последующие дни мы жили как у Христа за пазухой. Никаких бурь в атмосфере. Никаких социальных неприятностей. Никаких отказов. Мы пользовались престижем, следствием общественного признания. Ничего плохого не случал ось с теми, кто бросил вызов могущественной системе и проживал в негостеприимных местах. Мы и не представляли себе, что нас ждет впереди.

В самый разгар этой идиллии учитель снова удивил нас. Он пригласил нас в самый очаровательный из храмов — в храм моды, расположенный на юге города и представлявший собой тесный ряд бутиков известных модельеров. Могущественная группа «Мегасофт» была представлена и здесь сетью торговых домов женского платья под названием «Ля Фам», которую составляли десять международных отделений, управляющих двумя тысячами магазинов в двадцати странах.

Мы нашли приглашение учителя из ряда вон выходящим. Это место явно не подходило для торговли грезами. В конечном счете мы решили, что в атмосфере этого района наверняка процветает самоуважение. Нам казалось, что существует некое закрытое сообщество, где царят культ тела, жизнерадостность, восхищение красотой, где можно встретить самых прекрасных и счастливых женщин.

«Почему учителю захотелось пойти в такое место? — размышляли мы. — Что он там будет делать? Какую линию поведения изберет? С кем будет разговаривать?» Эти вопросы не давали нам покоя. Мы надеялись, что он будет вести себя тихо, не станет провоцировать беспорядки, но понимали, что это практически невозможно.

Попасть туда — уже проблема. Ведь мы так и не смогли войти в храм информатики, как мы про никнем в храм моды? Наши костюмы были весьма живописны, но далеки от строгих требований моды. Мы производили впечатление людей экстравагантных и потрепанных, людей, на которых обращали внимание не потому, что они были привлекательны, а потому, что они не такие, как все. Нас, конечно же, прогонят прочь.

Учитель надел черный блейзер, вылинявший и весь в заплатках, приобретенный им на каком-то развале; к тому же он был ему велик. Брюки у него были черные, непонятного покроя, с задними карманами, с заплатами синего цвета; рубашка — бледно-зеленая, помятая и испачканная чернилами.

На мне были рубашка для игры в поло и бежевые ботинки, подаренные одним из попутчиков, вновь обретшим свои грезы. Все мы носили лохмотья, но облачения Бартоломеу были самыми забавными и в какой-то мере просто нелепыми. Его желтые брюки заканчивались намного выше лодыжек. их ему подарила одна вдова, проживавшая неподалеку от Европейского виадука. Раньше они принадлежали ее мужу. Бартоломеу с превеликим удовольствием принял этот подарок, поскольку жил по пословице: «Дареному коню в зубы не смотрят». Левый носок был цвета морской волны, а правый — темно-голубой. Белая рубаха в точности соответствовала его характеру и прямо-таки кричала: «Не следуйте за мной! Я заблудился!»

Проникнув в огромный холл благородного салона мод, учитель внимательно присмотрелся к очень хорошо одетым посетителям и вернулся к нашей группе. Он не стал произносить речей и критиковать мир моды.

— Я хочу пригласить торговать грезами нескольких женщин. Что скажете на это?

Мужчин затрясло. Мы были экстравагантной, эксцентричной, очень необычной группой, но мы приноравливались друг к другу. Иногда возникали некоторые разногласия, но мы эти конфликты улаживали. Наши споры, когда их не слышал учитель, были горячими, но не выходящими за рамки. Пригласить в наше братство женщин — это было уже слишком. Правильно ли это?

Я высказался сразу же:

— Женщин, учитель? Думаю, что это не самое мудрое решение.

— Почему? — спросил он меня. Еще до того как я успел ответить, в разговор, к счастью, вмешался поддержавший меня Краснобай.

— Они не вынесут трудностей. Как они смогут спать под мостами?

— Какими уборными будут пользоваться? Перед какими зеркалами прихорашиваться? — начал вслух размышлять Соломон.

— А кто говорит, что им нужно бросить свое жилище, чтобы следовать за нами? — возразил учитель. — В конце концов, каждый человек должен продавать мечты в той обстановке, в которой живет, как себе самому, так и друтим.

На этот раз его слова настроения нам не подняли. Мы не могли допустить, чтобы женщина участвовала в делах группы, хотя бы и частично. Как бы учитель ни призывал нас к бдительности, после сражений, споров и столкновений на социальной почве мы были отравлены определенной дозой героизма. Мы чувствовали себя революционерами, действующими лицами фантастического социологического эксперимента. Нам не хотелось делиться славой. Инфицированные микробами дискриминации, мы полагали, что женщины поубавят нам отваги.

— Следовать за вами, учитель, это дело… для мачо, и мачо настоящих. Слишком много… Женщины слишком много говорят и мало делают, — убежденно заговорил Рука Ангела, почти не заикаясь. Но тут же понял, что проявил беспардонность и перешел на извиняющийся тон.