Карл Маркс - Собрание сочинений, том 7

Постепенный переворот в настроении крестьянства проявился в различных симптомах. Он сказался уже на выборах в Законодательное собрание, сказался в том, что было введено осадное положение в пяти департаментах вокруг Лиона, сказался спустя несколько месяцев после 13 июня в избрании департаментом Жиронды монтаньяра на место бывшего председателя «бесподобной палаты» [chambre introuvable] {12} , сказался 20 декабря 1849 г. в избрании красного на место умершего легитимистского депутата департамента Гар [45], этой обетованной страны легитимистов, арены ужаснейших расправ с республиканцами в 1794 и 1795 гг., главного очага terreur blanche {белого террора. Ред.} 1815 года, где открыто убивали либералов и протестантов.

Это революционизирование самого неподвижного класса ярче всего сказалось после восстановления налога на вино. Правительственные мероприятия и законы, изданные в январе и феврале 1850 г., направлены были почти исключительно против департаментов и крестьян, что является самым убедительным доказательством их пробуждения.

Циркуляр Опуля, поставивший жандарма в положение инквизитора по отношению к префекту, супрефекту и прежде всего к мэру, вводивший систему шпионажа вплоть до глухих углов самых захолустных деревень; закон против школьных учителей, подчинявший их, идеологов, защитников, воспитателей и советчиков крестьянского класса, произволу префекта, гонявший их, пролетариев класса ученых, словно затравленную дичь, из одной деревни в другую; законопроект против мэров, повесивший над головой последних дамоклов меч отставки и каждый момент противопоставлявший их, президентов крестьянских общин, президенту республики и партии порядка; указ, превративший 17 военных округов Франции в четыре пашалыка [46]и сделавший казарму и бивуак национальным салоном французов; закон об образовании, которым партия порядка объявила невежество и насильственное отупление Франции необходимым условием своего существования при режиме всеобщего избирательного права, — что представляли собой все эти законы и мероприятия? Отчаянные попытки снова подчинить партии порядка департаменты и крестьянство департаментов.

Как репрессии, это были жалкие средства, бившие мимо цели. Крупные меры, как сохранение налога на вино и 45-сантимного налога, издевательское отклонение крестьянских петиций о возвращении миллиарда и т. д. — все эти законодательные громы и молнии поражали крестьянский класс только сразу, оптом, из центра. Перечисленные же выше законы и мероприятия придавали нападению и сопротивлению всеобщий характер, делали их темой разговоров в каждой хижине, они прививали революцию каждой деревне, они переносили революцию на места и окрестьянивали ее.

С другой стороны, не доказывают ли эти проекты Бонапарта и принятие их Национальным собранием согласия обеих властей конституционной республики там, где дело идет о подавлении анархии, т. е. всех тех классов, которые восстают против диктатуры буржуазии? Разве Сулук тотчас после своего грубого послания [47]не заверил Законодательное собрание в своей преданности делу порядка в непосредственно затем последовавшем послании Карлье [48] , этой грязной и пошлой карикатуры на Фуше, подобно тому как и сам Луи Бонапарт был плоской карикатурой на Наполеона?

Закон об образовании показывает нам союз молодых католиков и старых вольтерьянцев. Господство соединенной буржуазии — чем же еще могло оно быть, как не объединенным деспотизмом дружественной иезуитам Реставрации и спекулировавшей вольнодумством Июльской монархии? Оружие, которым каждая из буржуазных фракций снабжала народ в своей борьбе против других за верховную власть, — разве не должны были они снова вырвать его из рук народа, раз он противостал их объединенной диктатуре? Ничто, даже отклонение закона о concordats a I'amiable, не возмутило так парижского лавочника, как это демонстративное кокетничание иезуитизмом.

Между тем столкновения между различными фракциями партии порядка, так же как между Национальным собранием и Бонапартом, продолжались своим чередом. Не понравилось Национальному собранию, что Бонапарт непосредственно после своего coup d'etat, после образования собственного бонапартистского министерства, призвал к себе вновь произведенных в префекты инвалидов монархии и поставил условием их службы запрещенную конституцией агитацию в пользу вторичного избрания его президентом; не понравилось, что Карлье ознаменовал свое назначение закрытием одного легитимистского клуба; не понравилось, что Бонапарт основал собственную газету «Napoleon» [49], которая открывала публике тайные вожделения президента, в то время как министры должны были отрекаться от них на подмостках Законодательного собрания; не понравилось Собранию, что Бонапарт, несмотря на все вотумы недоверия, упорно не увольнял своих министров; не понравилась попытка приобрести расположение унтер-офицеров прибавкой четырех су к их ежедневному жалованью и расположение пролетариата посредством плагиата из «Парижских тайн» Эжена Сю — посредством учреждения «ссудного банка чести»; наконец, не понравилось то бесстыдство, с которым через министров Бонапарта было внесено предложение сослать в Алжир уцелевших июньских инсургентов, чтобы сделать Законодательное собрание непопулярным en gros {оптом. Ред.}, тогда как себе самому президент обеспечивал популярность en detail {в розницу. Ред.} отдельными актами помилования. Тьер произнес угрожающие слова о «coup d'etat» и «coups de tete» {13} , а Законодательное собрание мстило за себя Бонапарту тем, что отвергало всякий законопроект, который он вносил в собственных интересах, и с шумной подозрительностью исследовало всякий проект, который он вносил в общих интересах, выясняя, не пытается ли Бонапарт усилить свою личную власть под предлогом усиления исполнительной власти. Одним словом, оно мстило заговором презрения.

Партию легитимистов, в свою очередь, раздражало, что более ловкие орлеанисты снова захватывают в свои руки почти все государственные должности, что централизация растет, тогда как она ожидала успеха своего дела от децентрализации. И действительно, контрреволюция насильственно проводила централизацию, т. е. подготовляла механизм революции. Установив обязательный курс для банковых билетов, она централизовала, даже золото и серебро Франции в Парижском банке и создала таким образом готовую военную казну революции.

Наконец, орлеанистов раздражало, что их принципу побочной династии противопоставляется вновь выплывший принцип легитимизма, что их самих постоянно осаживают и третируют, подобно тому как дворянин третирует свою супругу буржуазного происхождения.