Карл Маркс - Собрание сочинений, том 6

Если бы министерство поступило таким образом, оно имело бы хотя бы видимость основания привлечь нас к вашему суду. Корона спасла бы видимость законности. Но она не могла, она не хотела этого.

В глазах короны мартовская революция была актом насилия. Один акт насилия может быть искоренен только другим таким же актом. Отвергнув новые выборы на основе апрельского закона 1848 г., министерство отказалось от того, чтобы быть ответственным министерством, оно отменило тот самый суд, перед которым оно было ответственно. Апелляция к народу по поводу Национального собрания была, таким образом, превращена министерством с самого начала в пустую видимость, в фикцию, в обман. Изобретя первую, основанную на цензовом избирательном праве палату как неотъемлемую часть законодательного собрания, министерство уничтожило органические законы, покинуло почву законности, фальсифицировало народные выборы, лишило народ возможности высказать какое-либо суждение о «спасительном деянии» короны.

Итак, господа, нельзя отрицать факта, ни один будущий историк не станет его отрицать: корона совершила революцию, она ниспровергла существующий правовой порядок, она не может апеллировать к законам, которые она же сама так позорно попрала. Когда успешно совершают революцию, можно повесить своих противников, но нельзя произносить над ними судебный приговор. Их можно убрать с дороги как побежденных врагов, но нельзя судить их как преступников. После совершенной революции или контрреволюции нельзя обращать ниспровергнутые законы против защитников этих самых законов. Это — трусливое лицемерие законности, которое вы, господа, не станете санкционировать своим приговором.

Я сказал вам, господа, что правительство фальсифицировало мнение народа о «спасительном деянии короны». И все-таки народ уже высказался против короны — за Национальное собрание. Выборы во вторую палату — единственно законные выборы, ибо только они происходили на основании закона от 8 апреля 1848 года. И почти все, выступавшие за отказ от уплаты налогов, вновь избраны во вторую палату, многие — дважды и трижды. Даже обвиняемый вместе со мной Шнейдер II избран депутатом от Кёльна. Вопрос о праве Национального собрания выносить постановления об отказе от уплаты налогов, таким образом, фактически уже решен народом.

Но и независимо от этого верховного приговора вы все, господа, согласитесь со мной, что здесь нет преступления в обычном смысле слова, что здесь вообще нет нарушения закона, которое подлежало бы вашей юрисдикции. При обычных обстоятельствах публичная власть является исполнительницей существующих законов; преступник тот, кто нарушает эти законы или насильственно препятствует публичной власти их выполнять. В данном случае одна публичная власть нарушила закон; другая публичная власть — все равно, какая — отстаивала его. Борьба между двумя государственными властями не входит ни в компетенцию частного права, ни в компетенцию уголовного права. Вопрос о том, кто был прав, корона или Национальное собрание, — это вопрос истории. Все присяжные заседатели, все суды Пруссии, вместе взятые, не в состоянии его разрешить. Существует только одна сила, которая разрешит его, — это история. Поэтому я не понимаю, как могли посадить нас на скамью подсудимых на основании Code penal {Уголовного кодекса. Ред.}.

Что здесь речь шла о борьбе между двумя властями — а борьбу между двумя властями может решить только сила {Игра слов: «Gewalt» означает «сила», а также «власть». Ред.} — это, господа, было в одинаковой степени признано как революционной, так и контрреволюционной печатью. Орган самого правительства провозгласил это незадолго до исхода борьбы. «Neue Preusische Zeitung» — орган нынешнего министерства — достаточно ясно признавала это. За несколько дней до кризиса она говорила приблизительно следующее: дело сейчас не в праве, а в силе, и все убедятся, что старая королевская власть божьей милостью еще обладает силой. «Neue Preusische Zeitung» правильно оцепила положение дела. Сила против силы. Борьбу между ними должна была решить победа. Победила контрреволюция, но пока окончился только первый акт драмы. В Англии борьба продолжалась свыше двадцати лет. Карл I не раз выходил победителем, но в конце концов он взошел на эшафот. И кто поручится вам, господа, что теперешнее министерство, что те самые чиновники, которые были и продолжают быть покорным орудием в его руках, не будут осуждены нынешней палатой или ее преемницами за государственную измену?

Господа! Представитель прокуратуры пытался обосновать свое обвинение законами от 6 и 8 апреля. Я вынужден был вам доказывать, что именно эти законы снимают с нас обвинение. Но не скрою от вас, что я никогда не признавал и никогда не стану признавать этих законов. Они никогда не имели силы для депутатов, которые были избраны народом, еще меньше могли они предписывать путь совершившейся в марте революции.

Как возникли законы от 6 и 8 апреля? В результате соглашения правительства с Соединенным ландтагом. Этим путем хотели сохранить преемственную связь со старым законным порядком и затушевать революцию, которая именно этот порядок устранила. Люди вроде Кампгаузена и т. п. считали очень важным спасти видимость законного развития. И как же спасали они эту видимость? С помощью ряда явных и нелепых противоречий, Встаньте, господа, на минуту на точку зрения старого закона! Разве уже одно существование министра Кампгаузена, ответственного министра, министра без чиновничьей карьеры, не было беззаконием? Положение Кампгаузена, как ответственного министра-президента, было незаконным. Этот с точки зрения закона несуществующий чиновник созывает Соединенный ландтаг, чтобы через него провести законы, на принятие которых этот самый ландтаг не имел законных полномочий. И эту внутренне противоречивую, самое себя опровергающую игру формами называли законным развитием, сохранением почвы законности!

Но оставим в стороне формальную сторону дела, господа! Что представлял собой Соединенный ландтаг? Он был представителем старых, отживших общественных отношений.

Революция совершилась именно против этих отношений. А представителям побежденного общества предлагают на утверждение органические законы, которые должны признать, направить, организовать революцию против этого старого общества! Что за нелепое противоречие! Ведь ландтаг был низвергнут вместе со старой королевской властью.

И здесь, господа, мы сталкиваемся лицом к лицу с пресловутой почвой законности. Я тем более вынужден остановиться на этом вопросе, что нас вполне справедливо считают противниками почвы законности и что законы от 6 и 8 апреля обязаны своим существованием лишь формальному признанию почвы законности.