Леонид Геллер - Утопия в России

Во время первого приезда Уэллса вся Россия была охвачена предчувствием мировой революции. Когда в 1920 году Красная армия вошла в Польшу, ее командующий Тухачевский провозгласил: «На остриях наших штыков мы принесем трудовому человечеству счастье и мир. На запад!». По приказу Л. Троцкого (1879 — 1940) (см. Терроризм и коммунизм) создавались трудовые армии, о которых мечтали Кабе, Беллами и авторы «Манифеста коммунистической партии». Был ликвидирован Национальный банк, отменены квартплата, налоги на воду, газ и электричество, проезд на транспорте стал бесплатным для рабочих: деньги вот-вот должны были исчезнуть. В 1920 году Ленин рассчитывал, что юношество увидит коммунизм через десять-двадцать лет [XLI, 318]. В том же году Н. Бухарин (1888 — 1938) и Е. Преображенский (1886 — 1937) составили Азбуку коммунизма (начиная с Программы партии марта 1919 года) и дали двадцать-тридцать лет на то, чтобы государство диктатуры пролетариата было заменено «бюро бухгалтерии и статистики».

В отличие от Бухарина (расстрелянного в 1938-м), который начинал как один из главных теоретиков национализации и милитаризации «переходного периода», а закончил защитником построения социализма «черепашьими темпами» «в отдельно взятой стране», Преображенский останется «левым» (его расстреляют в 1937-м). В 1922 году Преображенский рассуждает об эволюции СССР в дидактической утопии От НЭПа к социализму, написанной в форме курса лекций, который читает рабочий, по совместительству профессор экономии, в 1970 году (разделение между интеллектуальным и физическим трудом исчезло). Эта утопия позволяет проследить реализацию экономически социалистической программы Преображенского, учитывающей ошибки военного коммунизма. Разница между прогнозами и исторической реальностью — самое привлекательное в этой сухой утопии, вставленной в фантастический образ советской Европы. Последнее примечательно поскольку утопия написана через два года после Съезда народов Востока и подготовки объединения республик в Советский Союз. Тогда же татарский большевик М. Султан-Галиев выстраивает масштабную политическую утопию-создание «Коммунистического мусульманского государства», включающего все азиатские народы и управляющего колониальным Интернационалом, который мог бы контролировать индустриальные страны. В 1923 году Султан-Галиев станет первым руководителем партии, арестованным за свои идеи [Heller-Nekrich, 127 — 128]. Преображенский ни разу не упоминает об Азии. Его взоры обращены к Германии. Он предсказывает появление нового экономического организма в Европе, который объединит «промышленность Германии и сельское хозяйство России». В утопии Преображенского примечательно также и то, что с победой коммунизма в Европе «советская Россия заняла свое скромное место экономически отсталой страны позади индустриальных стран пролетарской диктатуры» [Преображенский 1922, 137 138]. Не часто встретишь такую скромность.

Утопия Преображенского представляется ответом на «квазиутопическое» сочинение Е. Полетаева (1888 — 1953) и Н. Пунина (1888 — 1937). Опираясь на энергетистские, синтетистские и богдановские идеи, эта книга с провокационным названием Против цивилизации (1918) — краткий обзор европейской истории и прогноз на будущее — предлагает апологию органической и целостной немецкой «культуры», которая противопоставляется чуждой России поверхностной, индивидуалистической франко-английской цивилизации, потребляющей предметы, а не идеи [Полетаев-Пунин, С. VIII]. Интересно сравнить эту позицию с позицией неославянства и Бердяева, для которого «романские народы органически ближе русским и славянам, чем народы германские» [58] 2. Н. Бердяев, Л. С. Хомяков, М., 1912, С. 228. . Согласно Полетаеву и Пунину, ядро советского государства будет состоять из великороссов. Европейская социальная революция поможет этому ядру утвердиться в своей общечеловеческой роли (официальный интернационализм, перевернутый с ног на голову) [ibid., 138]. Германофильские настроения проникли после революции не только в утопические сочинения, но и в политику. Униженная победившей Европой, волнуемая изнутри мощным социалистическим движением, Германия, в отличие от Франции, цитадели капитализма, была для одинокой страны Советов моделью организованного государства и надеждой на распространение революции (особенно после Спартаковцев и Баварской республики). Подтверждая жизнеспособность некоторых славянофильских идей, Полетаев и Пунин соединяют пролетарскую идеологию (социалистическую, научную и механистическую) с тоской по эллинизму, германофилией и восхвалением «великоросскости». Предисловие к книге Полетаева и Пунина написано наркомом культуры Луначарским. Он (а в его лице — власть) поручается за авторов с их весьма неправоверными взглядами. В этом, помимо разногласий внутри власти, проявляется эклектизм государственной мечты в процессе ее становления. Вскоре американская эффективность затмит немецкий образец.

Тотализующая, «интегральная» направленность этой мечты сразу же стала наиболее характерной ее чертой. Революция изменила «базис» общества, его производственные отношения. Согласно марксистскому учению, все «надстройки» неизбежно изменяются вслед за «базисом». Буржуазные институты семьи, школы, морали, науки должны уступить место новой семье, новой морали, новой школе. Государство и партия берут на себя заботу о руководстве этими изменениями. Своей страстью к «эвномии» эта эпоха напоминает времена Екатерины. Разница — в темпах установления новых порядков: декретомания Ленина представлялась его противникам опасно утопической. В Сказках про Фиту Замятина, первой литературной сатире на лидера большевиков, написанной в сентябре 1917 года, Ленин выведен сказочным персонажем, порожденным канцелярским бумагомаранием и питающимся чернилами [Л. Геллер, 1983].

В 1929 году Сталин вернется к утопии «военного коммунизма» (ускоренная индустриализация и насильственная коллективизация), но в 1921-м Ленин делает некоторые уступки рыночной экономике, чтобы сохранить свою власть перед лицом всеобщего недовольства: начинается Новая экономическая политика (НЭП). НЭП — всего лишь период мнимого затишья, во время которого выражение «диктатура пролетариата» приобретает свои истинный смысл. Обостряется идеологическая борьба. Свирепые антирелигиозные кампании становятся главной заботой культурных управленцев. В 1925 году Союз воинствующих безбожников превращается под руководством партии в главное орудие «перековки» человека и «перестройки» общества. Школьная система, реформированная в 1918 году, полностью обновляется в 1923-м: «педология» сменяет педагогику, учебные программы очищаются от «буржуазных» идей. Знание русской истории признается необязательным: учащимся коммунистической школы достаточно знать лишь несколько эпизодов борьбы против царизма. Создание «нового человека» — в центре официальной идеологии. На практике оно осуществляется путем принуждения. Обучение трудом, опробованное учителем А. Макаренко (1888 1939) в колонии малолетних преступников, станет в сочетании с великим концентрационным экспериментом основой советской «эвпедии».