Аркадий Лукьянов - Историко-критическое введение в философию естествознания

Учением, выразившим философско-эвристическое и в то же время эмоционально-личностное отношение к неразрывной взаимосвязи человека с космосом, стал русский космизм. Основоположником этой теории стал Н.Ф. Фёдоров, идеи которого оказали огромное влияние не только на христианскую философию, но и на последующую фундаментальную науку, на таких мыслителей, как К.Э. Циолковский, В.И. Вернадский, А.Л. Чижевский, С.П. Королёв.

Фёдоров настолько уверен в могуществе науки, что не признаёт наличия в бытии ничего, что не могло бы стать объектом исчерпывающего научного познания и технического преобразования. В его взглядах (при всей внешней религиозности его мировоззрения) "отсутствует чувство мистической глубины бытия, чувство бесконечной духовной сложности человека, неподвластной научному познанию" (См.: Евлампиев И.И. История русской философии: Учеб. пособие для вузов. - М.: Высш. шк., 2002.

С. 152). Фёдоров утверждает, что воскресение мёртвых должно свершиться "через познание и управление слепою силою", "путём опыта, опытного познания" (Фёдоров Н.Ф. Супраморализм, или всеобщий синтез (т.е. всеобщее объединение) //Фёдоров Н.ФФ. Собр.соч.: В 4 т.: Т. 1. - М., 1995. -С. 418).

Проблема заключается в том, что человек, согласно Фёдорову, должен превратить слепые и враждебные ему силы природы в орудия и органы человечества. Установив господство над природой, человечество одержало бы победу над смертью. Будучи многим в едином, оно достигло бы состояния "неделимости" или "чистого духа", исключающего смерть.

Фёдоров строил далеко идущие планы. Он размышлял не только об управлении метеорологическими процессами, но и "предлагал так освоить электромагнитную энергию земного шара, чтобы регулировать её движение в пространстве и превратить её в подобие корабля для полётов в космическом пространстве". Фёдоров предсказывал также "возможность заселения планет и других небесных тел" (См.: Лосский Н.О. История русской философии. Пер. с англ. - М.: Советский писатель, 1991. - С. 89).

Но, чтобы осуществить всё это, необходимо заняться воскрешением всех наших предков (опасность перенаселения Земли его не пугала).

Называя такое воскрешение имманентным, Н.Ф. Фёдоров осуждал стремление к потустороннему бытию. Он стремился, как и коммунисты, к осуществлению Царства Божия именно в этом, земном мире.

Однако необходимо отметить, что он обращался со "смертью" не как с космической потенцией, а как с чем-то таким, что можно преодолеть, победить. Он, видимо, до конца не осознал всей парадоксальности и глубины той мысли, что рождение и смерть есть "только борьба жизни с самою собой, цель которой - предстать более просветлённой и достойной себя" (См.: Фихте И.Г. Сочинения в двух томах. Т. 2. - С. 222). Природа вовсе не стремится к тому, чтобы уничтожить жизнь. Проблема, как видим, заключается не столько в уничтожении "смертоносной силы природы", сколько в размягчении более живой жизни, "которая зарождается и развивается, скрываясь за старой" (См.: Там же) и которая, следовательно, вступает во взаимодействие со второй потенцией. Постоянная же апелляция только к первой, т.е. стремление построить "Вавилонскую башню" исключительно на материально-технической базе в действительности приводит человека лишь к гибели. Мы не сказали - на научной основе, - поскольку наша истинная цель заключается в том, чтобы по возможности развеять то превратное представление о науке, которое абсолютно противопоставляет её всему мистическому. Всё зависит от верного определения мистицизма. Если в мистике всё объясняется неким "внутренним светом", то дух науки состоит в том, чтобы показать основу и развитие любого предмета. Поэтому одну и ту же истину могут утверждать и мистик, и учёный, так что от мистического характера некоторого учения нельзя заключить к ложности его содержания.

Мистическое возникает лишь там, где развитие науки наталкивается на какое-либо препятствие и останавливается. Вместе с тем мистическое проявляется повсюду, "где имеет место истинная обращённость вовнутрь и полная искренность сознания", так что рождается реальное напряжение между ним и "мировой душой". Однако "сущность лучшего во всяком случае такова, что оно может обратиться в худшее; то, что не может иметь ложного употребления, мало пригодно и к употреблению должному. Правда, по большей части так называемая мистика проистекает лишь из внутренней испорченности духа. Где храм Бога, там и сатана строит своё капище" (Шеллинг Ф.В.Й. Система мировых эпох: Мюнхенские лекции 1827-1828 гг. в записи Эрнста Ласо. - Томск: Издательство "Водолей", 1999. - С. 126).

Сказанное означает, что для философии Н.Ф. Фёдорова характерно своеобразное сочетание самой глубокой мистики с натуралистическим реализмом. Однако натурализм Н.Ф. Фёдорова, если его рассматривать в сочетании с христианским учением о воскресении во плоти, не является последовательным. "Идеал христианства несравненно выше, - замечает Н.О. Лосский, критикуя фёдоровскую идею воскрешения в теле, которое всё ещё нуждалось бы в пище, ибо он имеет в виду преображённое тело, свободное от процессов отталкивания... Наука бессильна создать преображенное тело" (См.: Лосский Н.О. Указ. соч - С. 91). Вместе с тем в наши дни философские взгляды Н.Ф. Фёдорова, возможно, приобретут бoльшее влияние", особенно в условиях, когда человечество "ставит перед собой необычайно смелые задачи" (См.: Там же).

Итак, Н.Ф. Фёдоров попытался приписать человеку именно ту демиургическую потенцию, которую Бог, на наш взгляд, ему дал только на хранение (если вообще позволительно так выразиться).

Когда Н.Ф. Фёдоров утверждает, что борьба каждого человека за сохранение своей собственной жизни неизбежно порождает разлад с другими людьми и, следовательно, человек должен думать только о воскрешении предков, дабы уничтожить всё остальное зло, то он, видимо, не учитывает ту глубочайшую диалектику Бога и прапотенции, которая обозначилась уже в притчах царя Соломона.

Если учитывать эту диалектику, о которой следует сказать особо, то в жизни всё происходит как раз наоборот: разлад между людьми, между индивидом и природой порождает борьбу за существование. И данный разлад характеризует как раз ту изначальную потенцию, или пра-потенцию, которая всегда выступала предметом особого поклонения. Иногда она преподносилась как Fortuna primigenia в Пренесте, на руках которой покоился будущий господин мира. Фортуна - это одновременно могущее и не могущее быть, такая пра-случайность, которая осуществляется не перед неизбежным, а только после него.

Некоторые народы верят в неё как в "кормилицу" мира. Она есть как бы основа всех будущих творений, всех форм отчуждения и в то же время творческих прорывов в неизвестное.