Лао-цзы - Дао дэ цзин

8. В данной главе рифма отсутствует.

Главное достоинство каждого человека в свете, тем более ученого и наделенного властью – иметь собственное мнение. Еще почетнее – упрямо придерживаться своего мнения, даже если оно явно ошибочно или совсем не оригинально. Люди редко замечают, что их мнения, которыми они так дорожат, в действительности внушены им извне. Еще реже они сознают, что, отказавшись от своих предрассудков, они не только сняли бы с себя тяжкое бремя, но и открыли бы в себе источник абсолютного добра, не зависящего от частных мнений. Мудрость Лао-цзы подобна материнской утробе: будучи пустой, она вбирает в себя весь мир и так взращивает все сущее, дает всему быть. В ней вещи «раскрываются» полноте бытия. Так и в жизни, окружающей нас: люди живы не изощренностью ума, а бескорыстием любви, которая не гордится собой как раз потому, что она – любовь.

«Положиться на совершенство» – так озаглавлена данная глава в комментариях Хэшан-гуна.

Комментарий Ван Би: «Премудрый человек приводит всех к согласию и избавляет от желаний, так что все уподобляются младенцам. “Небо и Земля всему определяют место, премудрый человек приводит к завершению все способности, помыслы людей и духов, а народ соучаствует в этом”. [32] Здесь цитируется древний комментарий к «Книге Перемен». Способные дают этому, богатые берут от этого. Если способности велики, считает их великими; если богатства ценны, считает их ценными. У вещей есть общий предок, у событий есть господин. Тогда можно носить корону с подвесками на лбу – и не страшиться обмана, носить корону с шелковыми нитями, закрывающими уши, – и не бояться унижения. К чему утруждать себя размышлениями, стараясь понять настроение народа? Ведь когда стараешься понять умом другого, он, желая уклониться, тоже соперничает с тобой в уме. Если с недоверием всматриваться в другого, он тоже будет смотреть на тебя с недоверием. Устремления людей в мире не обязательно одинаковы, но люди не смеют относиться друг к другу неодинаково, и каждый стремится как можно лучше воспользоваться своим разумением. Нет большего зла, чем пользоваться своим умом. Если полагаться на свое знание, люди будут спорить. Если полагаться на свою силу, люди будут соперничать. Не было еще человека, который мог бы вынудить других не применять против него свои знание и силу. А если пытаться обуздать их законами, напугать наказаниями, преградить им дороги, нападать на их уединенные жилища у людей отнимутся руки и ноги, птицы смешаются в поднебесье, а рыбы – в пучине вод. Вот почему премудрый человек “с миром един”, и его сердце ничем не руководствуется, но “сливается с устремлениями мира”. В таком случае говорящий говорит то, что знает, а действующий делает то, что может».

1. Начальная строка буквально гласит: «Выходить жизнь входить смерть». Древнейшие толкователи (Хань Фэй, Янь Цзунь) поясняют, что в рождении человек выходит в этот мир, а, умирая, входит в загробный мир. Современные переводчики понимают ее по-разному. А. Уэйли рассматривает как противопоставление: «Тот, кто стремится к жизни, приходит к смерти». Д. Лау развивает эту трактовку, соединяя начальную фразу с последующими строками: «Когда идти одной дорогой есть жизнь, а идти другой дорогой – смерть, то…». Среди отечественных переводчиков близкий этому вариант предлагает Е. А. Торчинов: «Рождаясь, чтобы жить, люди устремляются к смерти». Линь Юйтан и Сюй Каншэн, напротив, устраняют противопоставление: «Выходят из жизни и входят в смерть». Более близкого оригиналу и потому более приемлемого толкования придерживаются Вин-тсит Чан, Р. Хенрикс и И. И. Семененко: «Мы выходим в жизнь и возвращаемся в смерть». Среди китайских комментаторов такое прочтение предлагает, в частности, Цзяо Хун: «“Выходит” означает: является из отсутствия и становится видимым как присутствующее. “Входит” означает: из присутствующего возвращается в отсутствие». У И вообще не видит в этой фразе самостоятельного суждения и переводит ее совсем просто: «От рождения до смерти…». Между тем, согласно пояснению Ван Би, здесь имеется в виду некое «место жизни» и «место смерти»: благодаря первому люди живут, второе же грозит им гибелью. Хэшан-гун понимает «вхождение в смерть» как точки вторжения чувственного восприятия во внутреннюю жизнь духа, что истощает жизненные силы и влечет к смерти. Представление о том, что существуют «места» или «дороги» жизни и «места» смерти, было широко распространено в древнем Китае (ср. понятие «место смерти» в военном каноне «Сунь-цзы»). Предлагаемый перевод учитывает комментарий Ван Би, который, надо заметить, удачно связывает начало и конец главы. Первый толкователь «Дао дэ цзина» Хань Фэй разъяснял смысл этой фразы в следующих словах: «Человек начинается с рождения и кончается в смерти. Начинаться – значит выходить, кончаться – значит входить». Более осмыслен комментарий Сюань-цзуна: «Прозреть истину – значит родиться. Впасть в заблуждение – значит умереть».

2. Фигурирующий в строках 2 и 3 знак ту , согласно словарю «Шовэнь» означает «путник», словарь «Эръя», дает значение «спутник», «товарищ», а Хань Фэй трактовал его как «последователь». Очевидно, здесь подразумеваются люди, которые жаждут жить или (и?) идут к смерти. Между тем Сюй Каншэн, основываясь на архаичном начертании этого знака, считает возможным трактовать его как «дорога» и, соответственно, говорить о «дорогах жизни» и «дорогах смерти».

Употребленное в оригинале выражение «десять есть три» Хань Фэй и Янь Цзунь толкуют как число 13 и отождествляют с девятью отверстиями тела и четырьмя конечностями. Эти тринадцать составляют, по мнению древнейших комментаторов, «орудия жизни и смерти» или «внешние орудия» тела: способ их употребления определяет, будет человек жить или умрет. Хэшан-гун следует этому толкованию, но отождествляет число четыре с органами восприятия (зрение, слух, обоняние и вкусовые ощущения). Фань Иньюань трактует цифру 13 просто как «число сил Инь и Ян для жизни и смерти». Некоторые позднейшие комментаторы видят здесь указание на традиционные для Китая понятия «семи видов чувств и шести желаний». Примечательно, что в мавандуйских списках здесь сказано именно «десять и еще три». Толкование древних комментаторов кажется вполне разумным и хорошо вписывается в контекст. Из западных переводчиков ему следуют А. Уэйли и Р. Хенрикс. Тем не менее в позднейшей комментаторской традиции принята иная трактовка этого пассажа, согласно которой здесь указаны три разновидности человеческих судеб или, скорее, три вида жизненного состояния (см. также главу LXXVI): на треть нам уготовано долго жить, на треть нам угрожает преждевременная смерть и на треть люди сами навлекают на себя смерть, неразумно распоряжаясь своей жизнью. Согласно Ван Би, «трое из десяти выбирают Путь жизни и живут долго, трое из десяти выбирают Путь смерти и рано умирают, и есть люди, которые рады ощущать себя живыми в жизни, но из-за этого лишаются жизни». По мнению ученого сунской эпохи Сыма Гуана, в первых двух случаях речь идет соответственно о тех, кто, «будучи слаб, бережет свою жизнь», и о тех, кто «вследствие своей силы рано погибает». Ван Фучжи обратил внимание на то, что у Лао-цзы говорится только о девяти из десяти человек, и предположил, что Лао-цзы умалчивает о тех немногочисленных мудрецах, которые идут праведным путем и обретают вечную жизнь. Едва ли предположение Ван Фучжи соответствует первоначальному замыслу автора «Дао дэ цзина».