Мишель Фуко - Рождение Клиники

1 Cabanis, Du degre de certitude (Paris, 1819), p. 86.

183

сущностью болезни -- "все равно Как если бы задаваться вопросом, какова природа сущности слова"1. Человек кашляет; он отхаркивает кровь; он дышит с трудом; у него учащенный и жесткий пульс; его температура повышается -- что ни непосредственное впечатление, то, если можно так выразиться, буква. Объединившись, они образуют болезнь -- плеврит:

"Но что же такое плеврит?... Это стечение образующих его случайностей. Слово плеврит лишь их кратко описывает". "Плеврит" не привносит с собой ничего, кроме самого по себе слова. Он "выражает умственную абстракцию", но как слово он есть хорошо определенная структура, сложная фигура, "в которой все или почти все события обнаруживаются в сочетании. Если одно или несколько из них отсутствуют -- это совсем не плеврит или, по меньшей мере, не настоящий плеврит"2. Болезнь как имя -- есть частное бытие, но как слово -- оно обладает конфигурацией. Номиналистская редукция существования освобождает постоянную истину. И вот почему:

3. Клинический взгляд совершает над патологическими феноменами редукцию химического типа. Взгляд нозографистов вплоть до конца XVIII века был взглядом садовника;

необходимо было опознать в разнообразии внешнего вида специфическую сущность. В начале XIX века вводится другая модель -- модель химической операции, которая, изолируя составные элементы, позволяет определить композицию, установить общие точки сходства и различия с другими множествами и основать, таким образом, классификацию, базирующуюся более не на специфических типах, но на фор

_______________

1 Ibid., р. 66. 2 Ibid., p. 66.

184

мах связи: "Вместо того, чтобы следовать примеру ботаников, не должны ли нозологисты скорее принять систему химиков-минерологов, то есть довольствоваться классификацией элементов болезни и их наиболее частых сочетаний?"1. Понятие анализа, с которым мы уже познакомились, примененное к клинике в квази-лингвистическом и квази-математическом смысле2, теперь приблизится к химическому смыслу: оно будет иметь в качестве горизонта изоляцию чистых веществ и создание таблицы их сочетаний. Осуществляется переход от темы комбинаторики к теме синтаксиса и, наконец, к теме сочетания.

И, соответственно, взгляд клинициста становится функциональным аналогом огня химических горелок. Именно благодаря ему сущностная чистота феноменов может освободиться:

он является агентом, отделяющим истины. И совсем как пламя выдает их тайну лишь в живости самого огня, и было бы напрасным ворошить однажды погасший огонь, оставивший лишь мертвую золу, caput mortuum, точно так же в речевом акте и живой ясности, которая проливается на феномены, раскрывается истина: "Это совсем не останки болезненного пламени, вносящие в медицину знания; это род пламени"3. Клинический взгляд -- это взгляд, сжигающий вещи до их конечной истины. Внимание, с которым наблюдают, и движение, которым высказывают, в конце концов восстанавливаются в этом парадоксальном пожирающем акте. Реальность, рассуждение о которой он спонтанно читает, чтобы восстановить ее такой, какова она есть, не столь адекватна самой себе,

_________________

1 Demorcy-Delettre, Essai sur I 'analyse applique au peifeclionnement de la medecine, p. 135. 2 Cf. supra, chap.VI. 3 Amard, Association intellectuelle, t. II, p. 389.

185

как можно было бы это предположить: ее истинность дается в разложении, которое лучше, чем чтение, ибо речь идет об освобождении внутренней структуры. Отсюда видно, что клиника существует не просто для чтения видимого, она -- для раскрытия тайн.

4. Клинический опыт идентифицируется с хорошей чувствительностью. Медицинский взгляд -- это не то же, что интеллектуальный взгляд, способный под явлением обнаружить неискаженную чистоту сущностей. Это -- конкретный чувствительный взгляд, взгляд, переходящий от тела к телу, весь путь которого располагается в пространстве осязаемых проявлений. Полная истина для клиники есть чувственная истина. "Теория почти всегда молчит или исчезает у постели больного, чтобы уступить место наблюдению и опыту. Эх! На чем основываются наблюдения и опыт, если не на связи с нашими чувствами? И что будет с тем и другими без этих верных проводников?"1. Если это знание на уровне непосредственного использования чувств не дано сразу, если оно может приобретать глубину и мастерство, то не за счет смещения плоскости, позволяющего ему достичь иного, чем оно само, а благодаря полностью внутреннему господству в своей собственной области; оно углубляется лишь на свой уровень, относящийся к чистой чувствительности, так как ощущение никогда не рождает ничего, кроме ощущения. Что же тогда такое "взгляд врача, который часто берет верх над самыми обширными познаниями и наиболее прочным образованием, если не результат частого, методического и правильного упражнения чувств, из которого происходит эта легкость применения, эта живость

_____________

1 Corvisart, предисловие к переводу Auenbrugger, Nouvelle methode pour reconnaitre les maladies internes de la poitrine (Paris, 1808), p. VII.

186

связей, эта уверенность суждения, иногда столь быстрого, что все действия кажутся симультанными и совокупность которых подразумевается под названием чутья?"1. Таким образом, эта чувственность знания, которая тем не менее содержит в себе соединение больничной и педагогической сфер, определение области вероятности и лингвистической структуры реального, связывается в хвале непосредственной чувствительности.

Вся размерность анализа разворачивается единственно на уровне эстетики. Но эта эстетика не только определяет исходную форму любой истины; в то же время она предписывает правила исполнения. На следующем уровне она становится эстетикой в том смысле, что предписывает нормы искусства. Чувственная истина открывает в дополнение к самим по себе чувствам красивую чувствительность. Вся сложная структура клиники кратко излагается и свершается в чарующей быстроте искусства: "В медицине все или почти все, зависящее от взгляда, или счастливого инстинкта, уверенности, находится скорее в самих ощущениях артиста, нежели в принципах искусства"2. Техническая основа медицинского знания превращается в советы осторожности, вкуса, умения, требуется "великая проницательность", "большое внимание", "большая точность", "большая ловкость" и "великое терпение"3.

На этом уровне все правила приостановлены или, скорее, те правила, которые образуют сущность клинического взгляда, заменяются мало-помалу и в кажущемся беспорядке теми, что вскоре образуют взор, и они существенно различны. Взгляд в самом деле содержит в себе открытую область, и его основ

_____________

1 Corvisart, ibid., p. X.

2 Cabanis, Du degre de certitude (3 d., Paris, 1819), p. 126.

3 Roucher-Deratte, Lecons sur l'art d'observer (Paris, 1807), p. 87--99.

187

ная активность относится к сукцессивному порядку чтения. Он констатирует и обобщает, он восстанавливает постепенно имманентные структуры, он распространяется на мир, который уже является миром языка, и вот почему он спонтанно объединяется со слухом и речью. Он формирует как особую артикуляцию два фундаментальных аспекта Говорения (то, что высказано, и то, о чем говорится). Взор же не витает над полем, он упирается в точку, которая обладает привилегией быть центральным или определяющим пунктом. Взгляд бесконечно модулирован, взор двигается прямо: он выбирает, и линия, которую он намечает, в одно мгновение наделяет его сутью. Он направлен, таким образом, за грань того, что видит; непосредственные формы чувствительности не обманывают его, так как он умеет проходить сквозь них, по существу он -- демистификатор. Если он сталкивается со своей жесткой прямолинейностью, то чтобы разбить, чтобы возмутить, чтобы оторвать видимость. Он не стеснен никакими заблуждениями языка. Взор нем как указательный палец, который изобличает. Взор относится к невербальному порядку контакта, контакта, без сомнения, чисто идеального, но в конечном итоге более поражающего, потому что он лучше и дальше проникает за вещи. Клиническое око открывает сродство с новым чувством, которое ему предписывает свою норму и эпистемологическую структуру: это более не ухо, обращенное к речи, это указательный палец, ощупывающий глубину. Отсюда эта метафора осязания, с помощью которой врачи без конца хотят определить, что такое их взгляд1.