Элвин Тоффлер - ТРЕТЬЯ ВОЛНА

«В «The Federalist» было выдвинуто два возражения против такой инновации, — пишут Мак–Коли, Руд и Джонсон, авторы предложения о национальном плебисците в Соединенных Штатах. — Первое, что прямая демократия не дает возможности проверки, основывается на преходящих и эмоциональных общественных реакциях. Второе, что коммуникации того дня не могли управлять механизмом» [631]. Существуют проблемы легитимности. Как, например, раздраженное и возбужденное американское общество голосовало бы в середине 1960–х по вопросу о том, сбросить ли атомную бомбу на Ханой? Или общественность Западной Германии, взбешенная предложением террористов Баадер–Майнхоф создать лагеря для «сочувствующих»? Что если бы Канада провела плебисцит по Квебеку через неделю после того, как к власти пришел Рене Левеск [632]? Предполагается, что избранные представители менее эмоциональны и более вдумчивы, чем общественность.

Однако проблему чересчур эмоциональной общественной реакции можно решить разными способами, например потребовав периода успокоения или повторного голосования перед исполнением важных решений, принятых путем референдума или через другие формы прямой демократии. Один из воображаемых подходов предложен реальной программой, осуществленной шведами в середине 1970–х, когда правительство призвало общественность участвовать в выработке национальной энергетической политики. Признавая, что многим гражданам не хватает технических знаний о различных видах энергии — солнечной, ядерной или геотермальной, — правительство создало 10–часовой курс энергетики и попросило каждого шведа, прошедшего этот или эквивалентный курс, высказать официальные рекомендации правительству.

Одновременно профсоюзы, образовательные центры для взрослых и партии, находящиеся на разных концах политического спектра, создали собственные 10–часовые курсы. Была надежда, что участие примут 10 тыс. шведов. Ко всеобщему удивлению, от 70 до 80 тыс. участвовали в дискуссиях в домах и сообществах — по американским меркам это эквивалентно 2 млн граждан, думающих вместе о национальной проблеме. Подобные системы легко можно использовать, чтобы уничтожить обвинения в «повышенной эмоциональности» на референдумах и в других формах прямой демократии.

На второе возражение тоже можно ответить. Ведь старые коммуникационные ограничения больше не стоят на пути расширенной прямой демократии. Эффектные шаги в коммуникационной технологии впервые открывают умопомрачительное множество путей для прямого участия граждан в принятии политических решений.

He так давно я имел удовольствие публично объявить об историческом событии — первой в мире «электронной ратуше» — по системе кабельного телевидения «Кьюб» в Коламбусе, Огайо. Используя эту диалоговую коммуникационную систему, жители небольшого предместья Коламбуса через электронные средства реально принимали участие в политическом собрании местной плановой комиссии. Нажимая кнопку в своих гостиных, они могли мгновенно голосовать по предложениям, касающимся таких практических вопросов, как местное деление на зоны, коды в жилых домах, предполагаемое строительство шоссе. Они могли не только сказать «да» или «нет», но участвовать в дискуссии и говорить в эфире. Они могли даже, нажимая кнопки, сказать председательствующему, когда переходить к следующему пункту повестки дня.

Это только первый, очень примитивный показатель завтрашних потенциальных возможностей прямой демократии. Используя передовые компьютеры, спутники, телефоны, кабель, методы опроса и другие инструменты, образованные граждане могут впервые в истории начать принимать множество собственных политических решений. Вопрос не стоит: или — или. Это не вопрос о прямой демократии или косвенной, собственном представительстве или представительстве через других.

Ведь обе системы имеют преимущества, и существуют чрезвычайно творческие, пока неиспользуемые способы сочетать прямое участие граждан с «представительством» в новой системе полупрямой демократии.

Мы, например, могли бы решить провести референдум по спорной проблеме ядерного развития, как уже сделали Калифорния [633]и Австрия. Однако вместо того, чтобы отдать окончательное решение непосредственно избирателям, мы хотим, чтобы представительный орган — например Конгресс — обсудил вопрос и принял окончательное решение.

Таким образом, если общественность проголосовала по ядерной проблеме «за», определенный «пакет» голосов можно было бы отдать защитникам этого подхода в Конгрессе. Они могли бы, по силе общественного ответа, автоматически получить преимущество в 10 или 25% в самом Конгрессе, в зависимости от силы голосов, отданных «за» на плебисците. Здесь нет чисто автоматического воплощения желаний граждан, но эти желания имеют определенный вес. Это вариант вышеупомянутого предложения о национальном плебисците.

Можно изобрести много других воображаемых устройств, чтобы сочетать прямую и косвенную демократию. Прямо сейчас члены Конгресса и многих других парламентов и законодательных органов создают собственные комитеты. У граждан нет способа заставить законодателей создать комитет, который занимался бы упущенной или очень спорной проблемой. Но почему сами избиратели не могут иметь полномочия прямо, через петицию, заставить законодательный орган создавать комитеты по темам, которые считает важными общественность, а не законодатели?

Я продолжаю делать эти «сомнительные» предложения не потому, что без колебаний принимаю их, но просто чтобы подчеркнуть более общий пункт. Есть сильные способы открыть и демократизировать систему, которая сейчас почти разрушена, где мало кто (если вообще кто–нибудь) чувствует себя адекватно представленным. Но мы должны начать думать иначе, не так, как привыкли за прошедшие 300 лет. Мы больше не можем решать наши проблемы с помощью идеологий, моделей и пережитков структур прошлого Второй волны.

Чреватые неопределенными последствиями, эти новые предложения оправдывают тщательные локальные эксперименты, прежде чем мы применим их в широком масштабе. Однако в связи с тем или иным предложением мы можем почувствовать, что старые возражения против прямой демократии становятся слабее и именно в это время возражения против представительной демократии становятся сильнее. Опасная и даже странная полупрямая демократия, какой она может кому–то показаться, — это умеренный принцип, который может помочь нам создать новые работающие институты для будущего.

Открыть систему большей власти меньшинств и позволить гражданам играть более прямую роль в управлении необходимо, но при этом мы проходим только часть пути. Третий жизненно важный принцип политики завтрашнего дня направлен на разрушение системы принятия решения и передачи решений туда, куда они относятся. Это не просто перетасовка лидеров, противоядие от политического паралича. Я называю это «разделением решений».