Георг Гегель - ФИЛОСОФИЯ РЕЛИГИИ

Во всяком случае этот consensus gentium веры в бога остается вполне расплывчатым представлением и по фактической стороне как таковой, в нем выражаемой, и по самому внутреннему содержанию. Но и сила такого доказательства, пусть даже его историческая основа была бы прочнее и определеннее, сама но себе лишена обязательности. Такая манера доказывания не обращается к внутреннему убеждению человека, для которого есть нечто случайное, соглашаются с ним другие или нет. Убеждение все равно, будь оно верой или познанием в мышлении, конечно же, начинается со стороны внешней, с обучения, с урока, с авторитета, но по существу оно есть погружение духа внутрь самого себя; формальная человеческая свобода - когда он сам удовлетворен, и это такой момент, перед которым рушится всякий авторитет; быть же удовлетворенным по сути - это реальная свобода, другой момент, перед которым тоже рушится всякий авторитет; оба они поистине нерасторжимы. И даже для веры единственно абсолютно-значимым залогом истинности является, как указано в Писании, не чудо и не достоверный рассказ и тому подобные вещи, но - свидетельство духа.

В других вещах можно склоняться перед авторитетом, чувствуя доверие или страх перед ним, но то право это одновременно и высший долг духа. И потому у духа, что касается такого рода убеждений, как религиозная вера, где прямо затрагивается самая сокровенная область духа как со стороны достоверности самого себя (то есть совести), так и со стороны содержания, - у духа есть абсолютное право на то, чтобы решающим, вносящим удостоверение моментом было не чужое свидетельство, но свидетельство его самого.

Метафизическое доказательство, которое мы рассматриваем здесь, - это свидетельство мыслящего духа постольку, поскольку дух мыслит не только в себе, но и для себя. Предмет, которого касается свидетельство, существенно заключен в мышлении; если даже он, что было замечено раньше, берется в представлении, в чувстве, его внутреннее содержание принадлежит мышлению, каковое есть чистая самость духа, подобно тому как чувство есть эмпирическая обособленно ставшая самость. Итак, переход к мышлению, свидетельствованию, то есть к доказыванию в отношении к этому предмету, был совершен рано, сразу же, как только дух выпутался из своей погруженности в чувственное и материальное созерцание и представление неба, солнца, звезд, моря и т. д., словно из окутывавшей его оболочки, из области созданий фантазии, еще проникнутых чувственным, так что бог был осознан им как объективность, в существенности своей подлежащая мышлению и схватываемая мышлением; равным образом субъективная деятельность духа извлекла себя изнутри чувствования, созерцания и фантазии для своей сущности - мышления - и желала иметь перед собой свое собственное этой почвы, и [иметь] в той чистоте, в какой пребывает оно на этой его почве.

Возвышение духа к богу в чувстве, в созерцании, в фантазии и в мышлении, а оно субъективно столь конкретно, что заключает в себе что-то от всех этих моментов, - это внутренний опыт; о таковом у нас тоже имеется внутренний опыт - опыт того, что всякие случайности и произвол примешиваются сюда; внешне этим обосновывается потребность разложить на составные части это возвышение и довести до ясного осознания содержащиеся в нем акты и определения, чтобы таким образом очиститься от других случайностей и от случайности самого мышления; следуя старому убеждению, что лишь путем размышления можно обрести субстанциальное и истинное, мы добиваемся очищения нашего восхождения к существенности и необходимости через посредство изложения его в мышлении, и этим мы даруем мышлению, дабы у абсолютного права было еще и - отличное от прежнего чувствования, созерцания или представления удовлетворение.

Если мы захотим постигнуть возвышение духа к богу в мышлении, то сейчас же будет предъявлено одно формальное требование, на которое мы наталкиваемся при первом же взгляде на то, как протекает подобное доказывание-бытия бога, - сюда нужно с самого начала обратить наше пристальное внимание. Рассмотрение в мышлении - это истолкование, различение моментов того, что, как подсказывает нам самый ближайший опыт, совершается в нас, скажем, вдруг, сразу. Если мы веруем, что бог есть, то такое разложение на составные части тотчас же сталкивается - как уже было, между прочим, упомянуто и на чем теперь пора остановиться - с необходимостью различить, что есть бог и что бог есть. Бог есть так что же это есть, что здесь есть? Поначалу бог - представление, имя. Из двух содержащихся в суждении определений - «бог» и «бытие» - первым дедом нужно определить субъект для себя, тем более что предикат суждения, который обычно указывает собственное определение субъекта, а именно что он такое в данном случае содержит, именно только его сухое бытие; но бог для нас одновременно нечто большее, чем только бытие. И наоборот, поскольку бог - содержание бесконечно более богатое, иное, чем просто бытие, важно присоединить к нему это его определение как нечто отличное от этого простого бытия. Такое содержание, отличенное от бытия, есть представление, мысль, понятие, которое должно быть затем выявлено и разобрано для себя. В метафизике, так называемой естественной теологии, начинали с того, что выявляли, «экспонировали» понятие бога, поступая обычным образом, то есть присматриваясь к тому, что содержит о нем наше заранее предположенное представление, причем заранее предполагалось, что у всех нас одно и то же представление, выражаемое словом «бог». А такое представление влечет для себя самого, отвлекаясь от его реальности, следующее требование: оно должно быть истинным в самом себе, то есть как понятие оно должно быть логически истинным. А поскольку логическая истина, коль скоро мышление поступает только как рассудок, сводится к тождественности, к непротиворечивости, то и требование не может идти дальше того, чтобы понятие не было противоречивым в самом себе или, иначе говоря, чтобы оно было возможным, а возможность просто тождественность представления с самим собой, и не более того. Второй шаг - показать, что понятие есть, - вот и доказательство существования бога. Но поскольку возможное понятие именно в интересах тождества, простой возможности сводится к этой абстрактнейшей из категорий и ничуть не обогащается от такого своего существования, то и результат еще не может соответствовать всей полноте представлений о боге, а поэтому, в-третьих, рассуждали также о свойствах бога, о его связях с миром.

С подобными различениями мы встречаемся, как только обращаемся к доказательствам бытия бога; дело рассудка - проанализировать конкретное, различить его моменты и определить их, чтобы затем утвердить и придерживаться их. Если рассудок впоследствии и освобождает их от изоляции, а их объединение признает истинным, все равно - до объединения или помимо объединения, их также следует рассматривать как нечто истинное. Поэтому для рассудка важно сразу же показать, что бытие сущностно принадлежит к понятию бога, что понятие это следует мыслить необходимо существующим; если так, то понятие нельзя мыслить обособленно от бытия: без бытия оно не истинно. Итак, такому результату противоречит, когда понятие рассматривается как истинное для себя, что поначалу ведь и следовало принять и осуществить. Если тут сам рассудок объявляет неистинным это первое сделанное им различение и возникшее благодаря этому различению, то и другое различение, которое здесь встречается, тоже оказывается безосновательным. А именно получается, что сначала нужно рассмотреть понятие, а затем разобрать и свойства бога. Понятие бога составляет содержание бытия, и оно не может и не должно быть чем-то иным, нежели «совокупностью его реальностей»; но что же такое свойства бога, если не реальности и не его реальности? Если же свойства бога должны скорее выражать его связи с миром, образ его деятельности в ином и по отношению к иному, нежели он сам, то представление бога влечет за собой по меньшей мере то, что абсолютная самостоятельность бога не позволяет ему выступить изнутри самого себя, и как бы ни обстояло дело с миром, который будто бы вне его и напротив него, что, собственно говоря, могло бы предполагаться не разрешенным еще окончательно, - то все же его свойства, деятельность, отношения продолжают оставаться замкнутыми внутри его понятия, определены лишь в его понятии и сущностно являются лишь отношением его к себе самому; свойства - это только определения самого понятия.