Николай Абаев - Психологические аспекты буддизма

Таким образом, тайные религиозные объединения выработали в процессе своей деятельности специфические, присущие только им методы регуляции социального поведения, под воздействием которых находились значительные массы населения традиционного Китая. Уже само наличие таких методов предусматривало существование особого социально-психологического типа личности, который культивировался в тайных религиозных объединениях. Вследствие этого участие в тайных объединениях создавало необычную в целом для традиционного Китая ситуацию, когда социальные роли личности и ее экспектации, нормативные требования и ценностные ориентации практически оказывались не связанными в единой системе, что создавало возможность развертывания поведения человека в различных направлениях, причем непредсказуемых с точки зрения общепринятых норм нравственного, культурного и социального поведения. Несмотря на то что методы регуляции социального поведения, разработанные в тайных религиозных объединениях, предназначались для весьма специфичного слоя китайского традиционного общества, они оказывали значительное воздействие на всю социальную и политическую жизнь страны. Многое из этих методов впоследствии использовалось в практике социального управления как за пределами тайных религиозных объединений, так и за пределами самого Китая.

1. Салтыков Г. Ф. Социально-психологические факторы в политической жизни рабочего класса КНР 70-х годов. — М., 1982.

2. Лань Шу. Развитие психологии в Китае // Вопр. психологии. — 1958. — № 6.

3. Абаев Н. В. Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае. — Новосибирск, 1983.

4. Абаев Н. В., Лепехов С. Ю. Некоторые социально-психологические проблемы изучения тайных религиозных объединений в старом Китае // XIV научная конференция "Общество и государство в Китае". — М., 1983. — Ч. 1.

5. Абаев Н. В., Лепехов С. Ю. Некоторые особенности регуляции социального поведения в тайных религиозных объединениях традиционного Китая (на материале буддийских объединений) // XV научная конференция "Общество и государство в Китае". — М., 1984. — Ч. 1.

6. Поршнева Е. Б. Народная религиозная традиция в Китае XIX–XX вв. // Социальные организации в Китае. — М., 1981.

7. Поршнева Е. Б. Мир и война в сектантской традиции Китая // XIV научная конференция "Общество и государство в Китае". — М., 1983. — Ч. 1.

8. Васильев Л. С. Некоторые особенности системы мышления, поведения и психологии в традиционном Китае // Китай: Традиции и современность. — М., 1976.

9. Мяо-фа лянь-хуа цзин (Сутра лотоса благого закона) // Тайсё синею Дайдзокё. — Токио, I960. — Т. 9.

10. Хуэйнэн Лю-цзу тань-цзин (Сутра Помоста Шестого патриарха) // Ph. Yampolsky. The platform Sutra of the Sixth Patriarch. — N.Y.. 1969.

11. Ринчино Л. Л., Шестаков В. И. Некоторые психологические аспекты "чаньской практики" // X научная конференция "Общество и государство в Китае". — М., 1979. — Ч. 1.

12. Hu Shi. Development of Zen Buddhism in China // Anthology of Zen. — N.Y.; L., 1961.

13. Танидзаки Дзюньитиро. Мать Сигэмото: Повести, рассказы, эссэ. — М., 1984.

14. Вагу Th. de Sources of Chinese tradition. — N.Y., 1960.

15. Porler D. H. Secret Societies in Shantung // Chinese recorder. — 1886. — V. 18, № 1.

16. Ихэтуань. (Ихэтуани). — Шанхай, 1955. — Т. 1–4.

17. Шерток Л. Непознанное в психике человека. — М., 1982.

18. Восстание ихэтуаней: Документы и материалы. — M., I968.

19. Рудаков А. В. Общество И-хэ-туань и его значение в последних событиях на Дальнем Востоке. — Владивосток, 1901.

20. Калюжная Н. М. Восстание ихэтуаней (1898–1901). — М., 1978.

21. Ларин В. Л. Тайные общества и секты в провинциях Юнь-нань и Гуйчжоу в первой половине XIX в. // Производительные силы и социальные проблемы старого Китая. — М., 1984.

22. Overmyer D. Folk Buddhist Religion. Dissenting Sects in Late Traditional China. — Cambridge, 1976.

23. Левкович В. П. Обычай и ритуал как способы социальной регуляции поведения // Психологические проблемы социальной регуляции поведения. — М., 1976.

24. Мартемьянов Ю. С., Шрейдер Ю. А. Ритуально-самоценное поведение // Социология культуры. — Вып. 2. — М., 1975.

25. Шрейдер Ю. А. Ритуальное поведение и формы косвенного целеполагания // Психологические механизмы регуляции социального поведения. — М., 1979.

26. Баоцзюань о Пу-мине. — М., 1979.

27. Поршнева Е. Ю. Учение "Белого Лотоса" — идеология народного восстания 1776–1804 гг. — М., 1972.

28. Да-чэн ци синь лунь (Шастра о зарождении махаянской веры) // Тайсё синею Дайдзокё. — Токио, I960. — Т. 32.

В традиционном Китае широкое распространение получила система психофизической тренировки, подразделявшаяся на ряд относительно самостоятельных систем, имевших общее наименование "гунфу". Являясь неотъемлемым составным элементом культуры психической деятельности, эта система была теснейшим образом связана с различными религиозно-философскими, социокультурными и политическими традициями и институтами старого Китая, выполняя разнообразные функции: психотерапевтические, воспитательные (психопропедевтические), профилактические, общеоздоровительные и т. д. (см. [1]).

Данная работа не претендует на всестороннее освещение феномена "гунфу" как составного элемента китайской и, более того, дальневосточной культурной традиции. Мы постараемся затронуть лишь некоторые, наиболее важные, на наш взгляд, аспекты этого явления, связанные с оценкой его места в тайных религиозных объединениях так называемой "группы Байлянь" (общество "Белого Лотоса"), т. е. в сектантской традиции старого Китая, генетически связанной с буддизмом [175].

Под термином "гунфу" (букв.: время, досуг; прилежание; работать, стараться) в широком контексте традиционной китайской культуры психической деятельности подразумевалась любая деятельность человека, призванная содействовать его морально-психическому самоусовершенствованию и оптимизации его психологического, этического и физического состояния в соответствии с предписаниями тех или иных учений, в рамках которых культивировалась эта практика. В более узком смысле данный термин означал определенную систему психофизической подготовки, направленную на достижение совершенства в том или ином виде ушу — военно-прикладных искусств. Последние широко практиковались в тайных религиозных объединениях старого Китая, в том числе и в буддийских сектах группы Байлянь (в частности, большой популярностью у членов различных ответвлений секты "Байляньцзяо" — "Учение Белого Лотоса" — пользовались такие стили ушу, как "Шаолинь", "Багуа").

Однако применительно именно к народной сектантской традиции и исходя из общего контекста доступных нам источников наиболее близким по сути представляется перевод этого термина как "искусство" со смысловым оттенком "дар" (т. е. определенные естественные способности человека, данные ему от природы) или "мастерство", в котором подразумевается, что этим свойством человек наделен изначально, от природы и что он может выявить в себе, развить и реализовать с помощью определенной психокультуры, но чему невозможно просто обучиться, что невозможно натренировать в себе, не имея определенной предрасположенности. Необходимо отметить и такую специфическую особенность практики "гунфу" в народных сектах, как ее связь с сугубо религиозной практикой и с различными религиозно-идеалистическими представлениями, в частности с верой в сверхъестественную защитительную силу заклинания-мантры, состоящей из восьми иероглифов. Это было обусловлено общей исторической ограниченностью народных движений в средние века (Китай в этом смысле не является исключением), когда всякий протест против существующего строя и господствующей в данном обществе идеологии неизбежно облекался в религиозную форму.