Петр Рябов - Проблема личности в философии классического анархизма

III. Индивидуалистическое и социалистическое течения в анархической мысли отражают два этапа в понимании личности, две половины одного целого. Если первоначальным завоеванием человеческого духа XVIII-XIX веков была идея универсального человека , идея общности, равноценности, равенства и глубокого тождества всех личностей – независимо от их национального и сословного положения (при этом подчеркивалась прежде всего разумность человека, всеобщая объективная биологическая и социальная обусловленность всех личностей), то позднее на передний план вышла идея уникальности, отличия , своеобразия каждой личности, ее неповторимой субъективности и способности к свободе и творчеству. Если первоначально свобода личности понималась по преимуществу, как свобода от – от всяческих внешних рамок, ограничений и авторитетов, то затем пришло понимание свободы для – свободы, как возможности самовоплощения, как выражения неповторимого своеобразия каждой личности.

На наш взгляд, современное анархическое и шире, гуманное, либертарное мировоззрение, обращаясь к проблеме личности, не может игнорировать обе эти стороны проблемы, которые долгое время существовали в анархической мысли порознь. На основе признания равной ценности каждого микрокосма, на основе обеспечения гарантий для равного развития каждого – прийти одновременно к «реабилитации» единичного, уникального, личного микрокосма, синтезируя «правду» Штирнера с «правдой» Прудона и Кропоткина – таким, по нашему мнению, должен быть сегодняшний подход анархизма к проблеме личности. Необходимо перейти от идеи отстаивания «прав человека» – безличного, всеобщего, универсального – к отстаиванию «прав личности» – живой, единичной и принципиально не укладываемой ни в какие общие социологические схемы.

Социальное равенство, политическое равноправие – великие лозунги либерализма и социализма XIX века, не могут быть «отменены» и проигнорированы современным анархизмом, однако, необходимо, вслед за Штирнером и Боровым, осознать, что воплощение в жизнь этих лозунгов есть лишь «альфа», но не «омега» анархического мировоззрения (синтезирующего и последовательно развивающего в себе лучшие стремления либерализма и социализма), что само по себе совершенствование общества не приведет автоматически к разрешению всех проблем личности, что, наряду с общечеловеческим (общеклассовым, общенациональным), социально обусловленным и предсказуемым, рациональным началом, личность содержит в себе также начало творческое, уникальное, непредсказуемое, собственно «личное». Как замечательно писал об этом Алексей Боровой: «Это «я», самостоятельно волящее и действенное и превращает былинку, атом, подробность мироздания в самостоятельную цель, центральный узел мировых загадок, средоточие мира… Самой несокрушимой власти, самому бесспорному авторитету, самой полной коллективной правде – личность может противопоставить свое «я» – иррациональное, неукладывающееся ни в какие схемы, недоказуемое никакой логикой, но единственно правое в требованиях своей личной совести и потому всемогущее, непреоборимое» (52; 90, 92).

Разумеется, преувеличивать значение и всемогущество этого личного начала не следует, но еще менее возможно игнорировать его. Поэтому надо уважать, любить и принимать в другом человеке не «человека вообще», безличного и анонимного, – но именно другого , – таково, на наш взгляд, самое существенное в отношении современного анархизма к проблеме личности. Вопреки Штирнеру, необходимо признать, вместе с Годвином, Прудоном и Кропоткиным, что все люди изначально равны , но, вопреки Годвину, Прудону и Кропоткину, необходимо также признать, вместе со Штирнером, что все люди изначально не равны – их невозможно измерить по единому ранжиру, перед лицом вечного и неизменного Разума или Науки. Человек противоречив по самой своей сущности, и потому констатация изначального равенства людей и, одновременно, их изначального неравенства, на наш взгляд, является необходимой предпосылкой анархического мировоззрения, не желающего впасть ни в «гуманистическую» безликость, ни в «индивидуалистическую» антигуманность.

Безудержный культ отдельной изолированной личности, готовой утверждать свои безграничные притязания, вопреки всему обществу и за счет свободы других личностей, на деле оборачивается и деспотизмом, и самоотрицанием этой личности. Но и безграничное превознесение общества (пусть даже самого свободного и гармоничного), сводящее личность к роли простого винтика и органа в общественном организме, вера в возможность ликвидации антагонизма между личностью и обществом, приводит к безликости общества и порабощению личности, к утопии или казарме.

Самое существенное в анархическом мировоззрении – духовный максимализм, стремление к непрерывному самоосвобождению личности и бескомпромиссному отстаиванию ее интересов – остается сегодня столь же неизменным и актуальным, как и полтора века назад, однако конкретное воплощение – теоретическое и практическое – анархического кредо, сегодня, разумеется, отличается от того, каким оно виделось основоположникам анархического учения.

Анархизм нередко называют красивой, но утопической и «недостижимой» мечтой. Мы полагаем, что это неверно. «Недостижимость» и «утопизм», разумеется, имеют место – если не отказаться от конструирования «конечной цели»; но, если понимать под анархизмом мировоззрение, которое отказалось от слепой и наивной веры в «конечную цель» и в «прогресс», если понимать анархизм, как открытое и динамичное учение, одушевленное пламенем свободы, непрерывно обновляющееся и само себя критикующее, наконец, как учение действенное и действующее – ибо только в действии можно преодолеть и «внутреннюю», и «внешнюю» несвободу человека – то от «утопизма» не остается и следа: анархизм оказывается в высшей степени реалистическим, действенным и плодотворным мировоззрением.

Критикуя анархизм, П.И.Новгородцев заметил: «Пафос анархизма и его стихия есть свобода, но свобода не как принцип индивидуального обособления, а как основа разумного и совершенного общения» (267; 625). Новгородцев полагал, что подобная задача неразрешима, подобное сочетание невозможно. Конечно, эта задача не разрешима до конца , эта цель недосягаема, как всякий идеал – на то он и идеал! Но из этого не следует, что ее не нужно разрешать , что анархизм обречен на вечный «утопизм».

Понятно, что теоретически нельзя ни доказать, ни опровергнуть того, что человек достоин быть свободным и способен освободиться от насильственной опеки (прежде всего, со стороны государства). Появление анархизма, как учения и движения, само по себе – симптом того, что человечество все менее склонно терпеть невыносимый гнет государственного рабства, и все большее число людей осознает, что – пусть «так есть », но «так не должно быть» – появляются несогласные, протестующие, начинают борьбу, предлагают альтернативы и «настоящее положение» (казавшееся естественным и незыблемым) меняется на иное. Именно личность является центром, двигателем и творцом этой и всякой общественной борьбы. Ведь жизнь не статична, но полна динамизма.