Георг Лукач - Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Франкфуртский кризис в жизни и мышлении Гегеля заключается в необходимости поднять это противоречие до уровня философской объективности. От простой констатации противоречия своего личного существования Гегель переходит к познанию противоречивости всеобщего, диалектического характера не только/ буржуазного общества (разумеется, в пределах буржуазного горизонта и ограниченности идеалистической философии), но и всякой жизни, всего бытия и всего мышления. В этом заключается философская гениальность Гегеля, его интеллектуальное превосходство над современниками. Франкфуртский кризис завершается первыми формулировками диалектического метода — правда, облаченными еще в весьма мистические одеяния. Он заканчивается — и это не случайно — диалектическим, признающим противоречивость своих оснований "примирением" с современным ему буржуазным обществом. В коротком стихотворении, написанном в конце франкфуртского или в начале йенского периода, Гегель очень ясно выражает то жизненное настроение, с которым он преодолел франкфуртский кризис:

Смело отдайся ты, отпрыск богов, продолжению битвы, Брось примиренье с собой и трудом этот мир разрушай! Пробуй себя превзойти, — хоть не станешь ты лучше, чем Время, Время само вознесется дерзким усильем твоим [7].

К важнейшим чертам философской индивидуальности Гегеля относится то, что его развитие осуществляется постепенно, шаг за шагом. Ранее мы энергично подчеркнули перелом в гегелевском мышлении для того, чтобы ввести читателя в духовную атмосферу франкфуртского периода. На деле же этот процесс развертывался весьма медленно, нередко сопровождаясь поворотом вспять. Многое из достижений бернского периода длительное время остается без перемен или сохраняется с незначительными изменениями. Гегель нередко лишь ограничивается перестройкой старых мыслей, прежних исторических построений, иногда даже не сознавая, сколь отличен ход его старых и новых мыслей. Мы, например, увидим, что последней его работой франкфуртского периода является новое введение к главному бернскому сочинению, "Позитивность христианской религии", хотя — и это мы тоже покажем — концепция позитивности претерпела за эти годы фундаментальные изменения. И так осуществляется развитие его взглядов почти во всех областях.

Прежде всего не следует забывать о том, что Гегель отказался от своих республиканских взглядов бернского периода отнюдь не за один день; можно даже сказать, что только после низвержения

Наполеона, видя стабильность Реставрации, он "примирился" с монархией немецкого типа. К этому он шел сложным путемг который полностью реконструировать из-за утраты важнейших рукописей невозможно. Однако в целом ход его мыслей — по понятным причинам с некоторым опаздыванием — следует за политическим развитием во Франции.

Здесь необходимо добавить, что теоретический и практический, анализ конкретного положения дел в Германии все более выдвигается у Гегеля на первый план, что значительно приближает политический анализ к жизненным решениям. Однако утопический характер его целей и стремлений (в сравнении с действительным положением отсталой Германии) все время притупляет остроту высказываний или заволакивает их туманом.

Республиканские взгляды, сформировавшиеся в Берне, Гегель, сохранил и во Франкфурте. Отчетливую картину его тогдашних настроений дает стихотворение "Элевсис", написанное еще в Берне для Гельдерлина в предчувствии близкой с ним встречи. Я цитирую лишь несколько строк, чтобы лучше донести это настроение до читателя:

…Блаженство в уверенности, что найдешь старый союз еще более прочным и зрелым, союз, не скрепленный никакими клятвами, кроме клятвы жить только для свободной истины и никогда не заключать мира с уставом, диктующим мысли и чувства [1].

В начале франкфуртского периода выходит первая печатнаяработа Гегеля, которая еще полностью воспроизводит его бернские взгляды. Речь идет о комментированном переводе сочинения лозаннского адвоката Карта, направленного против бернской олигархии в защиту прав угнетенной Берном земли Ваадт. Кантов Ваадт длительное время был под гнетом. Вызванная влиянием французской революции попытка освобождения потерпела неудачу и только усилила реакционные репрессии со стороны бернской олигархии. Освобождение угнетенного кантона произошло в связи с революционными войнами лишь ко времени, когда Гегель взялся за перевод и комментарии. В предисловии Гегель многозначительно ссылается на это событие и публикует брошюру фактически со следующей задачей — показать высокомерно торжествующей немецкой реакции картину непрочности ее господства. Он пишет в заключение своих "Предварительных замечаний": "Из сравнения содержания этих писем с последними событиями в Ваадте, из контраста, в котором находится видимость умиротворения, достигнутая в 1792 г., и гордость правительства своей победой, с одной стороны, и его фактическая слабость в этой земле, внезапное отделение Ваадта — с другой, — из всего этого можно было бы вывести множество полезных заключений. Однако факты достаточно громко говорят сами за себя; все дело только в том, чтобы достаточно полно ознакомиться с ними; они достаточно вопиют на весь мир.

Discite justitiam moniti — (Учитесь справедливости, предупрежденные. — Д. Л.) — глухих же тяжело поразит их судьба" [2].

Уже из этого замечания Гегеля видно, что основная линия его рассуждений совершенно не изменилась по сравнению с бернским периодом. Однако первооткрыватель этого сочинения, Г. Фалькенхайм, уже пытался использовать некоторые моменты из комментариев Гегеля для отрицания их революционного характера. Он исходит из того, что в предварительных замечаниях Гегель защищает "древние права" Ваадта против бернской олигархии. По Фалькенхайму, такая тенденция не могла быть революционной; как доказательство приводится исторический способ изложения. Этот ход мысли методологически базируется на старом немецком профессорском предрассудке, что историзм будто бы является изобретением реакции и начинается с Э. Бёрка и французских философов эпохи Реставрации, в то время как предыдущий период будто бы был принципиально антиисторичным. Этой теорией не стоит и заниматься, тем более что уже из первой главы читателю ясно, историчны ли революционно-республиканские концепции молодого Гегеля, и комментарии к брошюре Карта не составляют исключение.

Не менее ложен и вывод, делаемый из защиты "древних прав". Как раз предыстория французской революции обнаруживает огромное значение борьбы за такие "древние права". Само собой разумеется, эта борьба весьма двойственна. Частично она защищает феодальные привилегии в противовес прогрессивному в экономическом и социальном плане правовому равенству, проводимому абсолютизмом, частично она защищает права трудящихся, которые в период первоначального накопления стремятся ликвидировать союз феодалов и капиталистов. Ведь в некоторых случаях унаследованные привилегии означают известную защиту от произвола абсолютной монархии. Так, например, французские парламенты были, в сущности, реакционными институтами, которые противились любым налоговым реформам, ликвидации любых, самых несправедливых феодальных прав и поэтому резко критиковались всеми выдающимися просветителями. Но когда они постепенно стали единственными центрами организации сопротивления произволу абсолютизма в период, предшествующий французской революции, они пользовались исключительной популярностью [3]. Маркс и Энгельс в противоположность Гизо даже подчеркивают эту "консервативную" черту, которая особенно характерна для периода подготовки французской революции.