Б. Украинцев - САМОУПРАВЛЯЕМЫЕ СИСТЕМЫ И ПРИЧИННОСТЬ

Выше уже говорилось, что первая научная классификация видов причин была предложена Аристотелем. Вот что он писал: «...о причинах речь может идти в четырех смыслах: одной такой причиной мы признаем сущность и суть бытия («основание, почему» <���вещь такова, как она есть>, восходит в конечном счете к понятию вещи, а то основное, благодаря чему <���вещь именно такова>, есть некоторая причина и начало); другой причиной мы считаем материю и ле-

88

жащий в основе субстрат; третьей — то, откуда идет начало движения; четвертой — причину, противолежащую <���только что> названной, а именно «то, ради чего» <���существует вещь>, и благо (ибо благо есть цель всего возникновения и движения)» '.

В основу этой классификации Аристотель положил свое учение о форме. Он считал, что в реальных вещах материя и форма всегда выступают соединенными вместе. С его точки зрения, материя есть возможность, которая сама по себе инертна. Форма же является сущностью вещи, ее активным началом, придающим основному материалу — инертной материи — определенность, реальность, действительность конкретного предмета.

Аристотель считал форму принципом и направляющим началом любого предмета, подчеркивая, что материя и форма — это одно и то же, только первая в возможности, а вторая в действительности. Вместе с тем Аристотель утверждал, что форма предшествует материи и может вести вполне самостоятельное существование в виде духовных сил и бога, в виде разума человека2.

Форма выступает у Аристотеля в роли внутренней цели каждого объективного процесса, она является образцом, к которому под ее влиянием стремится материя. Поэтому Аристотель на первое место поставил причину-форму, причину-сущность, или «понятие вещи». Причина-цель у него является разновидностью формальной причины.

Нет никакого сомнения, что Аристотель считал целевые причины естественными причинами всех процессов природы. Это видно из его критики мысли Эмпедокла о нецелесообразном и чисто случайном возник-

' Аристотель. Метафизика, стр. 23.

2 См. там же,

89

новенйи целесообразности сочетания частей живого организма. Это видно из того, что Аристотель прямо указывал на существование в природе причин «ради чего». «Вообще же искусство, — писал он, — частью завершает то, чего природа не в состоянии сделать, — частью подражает ей. Если, таким образом, искусственные произведения возникают ради чего-нибудь, то ясно, что и природные, ибо последующее и предыдущее и в искусственных и в природных произведениях одинаковым образом относятся друг к другу. Яснее всего это выступает у прочих животных, которые производят вещи без искусства, без исследований и без советов, почему некоторые недоумевают, работают ли пауки, муравьи и подобные им существа с помощью разума или чего-нибудь другого. Если идти постепенно в этом направлении, то становится очевидным, что и в растениях полезные им части возникают ввиду определенной цели, например, листья ради защиты плода. Так что если по природе и ради чего-нибудь ласточка делает гнездо, а паук паутину и растения производят листья ради плодов, а корни растут не вверх, а вниз ради питания, то очевидно, что имеется подобная причина в телах, возникающих и существующих по природе. А так как природа двояка: с одной стороны, как материя, с другой — как форма, она же цель, а ради цели существует все остальное, то она и будет причиной «ради чего»» 1.

Мы привели эту пространную выдержку потому, что в высказывании Аристотеля ясно обнаруживаются истоки двух направлений в понимании цели и целевой причины: научного, признающего правомерность вопроса «для чего» наряду с вопросами «почему» и «как» при исследовании процессов в живой природе и обществе (чутье великого ученого подсказывало ему, что

' Аристотель. Физика. М., 1937, стр. 45.

90

целевые причины следует искать не вообще в природе, а в явлениях живой природы и общества; так, он различает явления просто необходимые, без внутренней цели, вроде «посылаемого Зевсом» дождя в силу необходимости, а не ради роста хлебов, и предопределенные целью, причем примеры последних им всегда подбираются из области явлений живой природы и деятельности человека), и ненаучного, идеалистически-телеологического подхода ко всем явлениям природы.

Эта двойственность возникает из колебаний Аристотеля в сторону идеализма в его учении о форме.

В нашей историко-философской литературе стало традицией оценивать аристотелевское учение о форме как целиком идеалистическое. В этом учении позитивным моментом признается только диалектическая догадка об активной роли формы. Также стало традицией ставить в заслугу Аристотелю упоминание им материальной и движущей причин. Учение же о формальных и целевых причинах расценивается как откровенно идеалистическое 1.

Мы хотели бы обратить внимание читателя на новые научные идеи, которые, по нашему мнению, дают основание для несколько иной оценки учения Аристотеля о форме, формальной и целевой причинах. Дело в том, что возникновение и успешное развитие системно-структурных исследований ввели в научный обиход новую категорию, которая, по-видимому, превращается в философскую категорию. Речь идет о понятии «структура».

В свете системно-структурных исследований становится ясным, что отождествление Аристотелем формы с сущностью и принципом вещей, с их действительностью, с направляющим началом вещи говорит ско-

' См. Г. Александров. Аристотель. М., 1940, сгр. 83 — 84.

91

pee о том, что формой Аристотель называл категорию которая больше совпадает по содержанию с совремей ным понятием «структура», чем с понятием «форма; в системе категорий материалистической диалектики.

Если внимательно проанализировать сходство и различие категорий «структура» и «форма», то можно убедиться, что понятие «структура» во многом совпадает с понятиями «сущность» и «закон», «принцип по строения» вещи. Форма же является дополнительной зависимой, но активной парной категорией по отношению к категории «сущность». Кроме того, форма дополняет категорию «сущность» не непосредственно, а опосредованно, через категорию «содержание», с которой она составляет нераздельное диалектическое единство.

Аристотель же ведет речь о форме именно в смысле сущности, закона, принципа, направляющего внутреннего начала вещи, т. е. в смысле того, что мы теперь называем структурой. Нет никаких сомнений, что даже под углом зрения современного понятия «структура» аристотелевское учение о форме идеалистически деформировано. Нельзя не учитывать, что автор этого учения был сыном своего века. Однако целиком отбрасывать учение Аристотеля о форме в смысле понятия структуры вряд ли было бы правильным. Так же было бы опрометчиво отвергать понятие «формальная причина», которая в наше время выступает под названием «причина-структура». .