Б. Украинцев - САМОУПРАВЛЯЕМЫЕ СИСТЕМЫ И ПРИЧИННОСТЬ

3 См. там же, стр. 13.

4 См. там же, стр. 14.

104

Если, по Шеллингу, задачей натурфилософии является выведение субъективного из объективного (посредством растворения объективного в законах), то задачей трансцендентальной философии является выведение объективного из субъективного. По его мнению, эти противоположности могут быть сняты при помощи философии трансцендентального идеализма'.

Мы не будем останавливаться на всех вопросах этой философии, а рассмотрим то, что имеет непосредственное отношение к телеологическим взглядам Шеллинга. Согласно его схеме, человек и вся история общества является вечно возобновляющимся доказательством бытия божьего. Это доказательство может быть завершено в случае завершения самой истории.

Существование бога, который мыслится в виде всеобщей творящей идеи, находит свое полное выражение в объективном мире, или, что то же самое, в последнем достигается совершенное совпадение свободного (и сознательного) с бессознательным. Обитель же божества являет вековечную тождественность и вековечную основу гармонии сознательного и бессознательного 2. Середину между судьбой и провидением занимает природа, служащая переходом от первой ко второму 3.

Центральной идеей идеалистической философии Шеллинга является мысль о тождестве сознательного (субъективного) и бессознательного (объективного) при первичности сознательного. С его точки зрения, поведение индивидуума или всего рода человеческого свободно в качестве действования (по существу это свобода к активности), в отношении же объективных своих результатов это поведение подчинено законам

' См. Ф. В. И. Шеллинг. Система трансцендентального идеализма, стр. 14 — 15.

2 См. там же, стр. 356.

3 См. там же, стр. 357.

105

разностью»'. Своеобразное положение заключается как раз в том, что величайшая целемерность обнаруживается как раз там, где нет ничего умышленного никаких целеполаганий. Это «рациональное зерно рассуждений Шеллинга противоречит его же системе доказательств истинности трансцендентального идеализма. I

Пытаясь доказать недоказуемое (первичность духа и вторичность материи), Шеллинг все же внес существенный вклад в дело правильного истолкования сущности целесообразности в живой природе. Он отвергает старую телеологию с ее положением о нераздельности цели и сознания и целенаправленном создании всего сущего. Шеллинг считает, что «все построенные на телеологии объяснения, т. е. те, в которых

понятие цели, как соответствующего сознательной деятельности, предпосылается объекту, знаменующему бессознательную деятельность, на деле устраняют возможность всякого подлинного объяснения природы и тем самым становятся подрывом для всего нашего знания, стремящегося к завершенности»2.

Мысль Шеллинга о новом телеологическом принципе по существу является продолжением и развитием мысли Эмпедокла о нецеленаправленном и случайной возникновении целесообразного в живой природе. Если положение Шеллинга о непреднамеренном, нецелесообразном возникновении'целесообразного в органической природе освободить от идеалистической «нагрузки», которую она несла в его системе доказательства тождества сознательного — субъективного и бессознательного — объективного при первенстве субъективного, то она.предстает как некая методологиче-

' Ф. В. И. Шеллинг. Система трансцендентального идеализма, стр. 366.

2 Там же, стр. 369.

108

екая идея, похожая на методологический принцип Ч. Дарвина, положенный в основу его теории происхождения видов.

Другому немецкому мыслителю, Гегелю, телеологическое построение понадобилось для решения уже иной задачи. Как отметил Ф. Энгельс, Гегель «в своей «Логике»... совершает переход от химизма к жизни при посредстве телеологии» 1. Анализ этого перехода был связан по существу с непреодолимыми трудностями при попытках распространить принцип механической причинности (а такие попытки в то время имели место, поскольку механическая причинность выступала в роли причинности вообще) на процессы жизни. Кроме того, некоторые основные характеристики, данные Гегелем отношению причинности, дают основание думать, что Гегель выводил причинные связи за пределы развития и не считал их существенными при объяснении качественного скачка от неживого к живому.

Гегель называл причиной не возбуждаемое «некоторым другим» самодвижущееся начало, самостоятельный источник, спонтанно порождающий из себя необходимое действие. Такая причина действует и производит следствие. Согласно взглядам Гегеля, в этом следствии не содержится ничего такого, что не содержалось бы в самой причине. В свою очередь причина не содержит в себе ничего такого, чего не было бы в произведенном ею следствии. В самой причине заключается ее следствие, а в самом следствии — причина. Процесс причинения состоит в «потухании» причины в ее следствии2.

Исходя из того, что в следствии нет ничего сверх того, что содержится в причине и обратно, Гегель не придавал серьезного познавательного значения про-

' К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 67.

2 См. Гегель. Соч., т. V. М., 1937, стр. 677.

109

цедуре восхождения от следствия к причине, поискам причин явлений. С его точки зрения, такой метод исследования тавтологичен по существу, так как является рассмотрением одного и того же содержания, поскольку «в причине не имеется ничего, чего нет в действии» '.

Считая, что действие (следствие) не может быть «больше», чем причина, Гегель критикует часто используемое «острое словцо» о малых причинах, из которых происходят большие действия. В истории таких трансформаций не бывает, поскольку «так называемая причина должна рассматриваться лишь как повод, лишь как внешнее возбуждение, в котором внутренний дух события и не нуждался бы или вместо которого он мог бы воспользоваться бесчисленным множеством других поводов, чтобы начать с них в явлении, пробить себе путь и проявиться»2.

В целом гегелевская трактовка причинности не оставляла места для возможности изменения, развития и прогресса в процессе причинения. Начнем хотя бы с того, что причина трактуется Гегелем как полностью самостоятельный и независимый от чего-либо другого источник следствия. Если бы это было так, то причинные цепи не имели бы места и не было бы перехода во времени от одной причины к отличающейся от нее качественно другой причине. Все причины при таком положении вещей либо должны были просто сосуществовать без взаимного влияния друг на друга, либо самопроизвольно возникать одна за другой. В действительности развитие природы, производственная практика и данные науки убеждают нас в обратном. Причины возникают и самопроизвольно, и под воздействием «другого». В цепях причинения соверша-