Георг Лукач - Литературные теории XIX века и марксизм

Начнем с той части спора, которую сам Лассаль рассматривает под конец, хотя он же называет ее "наиболее важной", ибо "ею затрагивается интерес партии, который я считаю весьма правомерным". Начнем с и с-торической оценки Зикингена и его позиции в вопросе о крестьянской войне. Как помнит читатель, Маркс и Энгельс исходили из того, что Зикинген был в качестве рыцаря представителем погибающего класса и что поэтому его цели могли быть только реакционными и сам он был революционером "только в воображении". С этим связаны упреки в недостаточном внимании к плебейско-крестьянским элементам и упрек со стороны Маркса в том, что Лассаль в своей драме сам "дипломатизирует" подобно своему герою. Последний упрек Лассаль с негодованием отклоняет как "в высшей степени несправедливый". Чтобы опровергнуть относящиеся сюда выражения Маркса и Энгельса, он набрасывает связный очерк своих взглядов на классовый характер дворянского восстания и крестьянской войны. Суть его теории заключается в том, что обе стороны — как исторический Зикинген и рыцари, так и крестьяне — были реакционны. Крестьяне "в высшей степени реакционны, реакционны ничуть не меньше, чем исторический Зикинген (не мой) и сама историческая дворянская партия", — пишет Лассаль.

Здесь, разумеется, не место для подробного анализа взглядов Маркса — Энгельса с одной стороны, и Лассаля с другой-на тенденцию экономического развития и классовые отношения в Германии 1522–1525 годов (тем более, что правота Маркса и Энгельса тут совершенно очевидна, как совершенно ясно и то, что позиция Лассаля является как бы предвосхищением троцкизма). Мы займемся здесь только выяснением некоторых отдельных сторон ответа Лассаля.

Итак, почему крестьянское движение является, по мнению Лассаля, реакционным? Лассаль приводит два соображения. Оно, во-первых, не революционно потому, что крестьяне требовали только "уничтожения злоупотреблении", а не радикального переворота: "идея прав субъекта как такового выходит за пределы всей той эпохи". А во-вторых, оно "реакционно в такой мере, как и историческая дворянская партия", и именно потому, что "определяющим политическим моментом является для них еще не субъект… а частное землевладение… На основе свободного личного землевладения предполагалось создать государство землевладельцев с императором во главе. Это была, стало быть, все та же старая, отжившая идея германской империи, которая и потерпела крушение. Именно благодаря этой архиреакционной идее крестьян их союз с дворянством был бы еще вполне возможен". В противовес этой реакционной идее князья с их властью над землей, не являвшейся их собственностью и не переданной им в ленное владение, представляли собой первый зародыш независимого от частного землевладения "политического, государственного принципа".

Этот взгляд, который повторяется и в позднейших сочинениях Лассаля [63] Ср., например, "Наука и рабочие", 1863 г. , характерен в двух отношениях. Во-первых, он насквозь идеалистичен, ибо игнорирует основные экономические вопросы (эксплоатацию крестьян дворянством) или трактует их как нечто более или менее второстепенное [64] Ср. то место в самой драме, где Зикинген Лассаля (то есть не исторический, а революционно-стилизованный Зикинген) заявляет на собрании дворян в Ландау: "Щадите крестьянина! Он готов сбросить с себя поповское иго, которое давит его самого еще тяжелей, чем нас. Не нас, а князей ненавидит он; с нами же, если мы будем действовать справедливо, он помирится легко" (Werke, том I, стр. 281). Это приблизительно соответствует взглядам исторического Гуттена или Зикингена, их неспособности "обещать бюргерам или крестьянам что-нибудь положительное", их методу "мало говорить или ничего не сказать о будущих взаимных отношениях дворянства, городов и крестьян, свалив все это на князей и на зависимость от Рима" ("Bauernkrieg", стр. 81). Но в устах лассалевского героя приведенные слова очень ярко освещают сказанное нам" выше. , решая вопрос о революционном характере движения с точки зрения юридического урегулирования вопросов собственности и не ставя вовсе вопроса о формах эксплоатации (или ее уничтожения).

А во-вторых, революционный и реакционный принцип противопоставляются друг другу в механически-застывшем виде, что ведет к отказу от диалектики. Живое взаимодействие классов совершенно игнорируется, несмотря на его огромное значение именно в данном случае, когда основные классы буржуазного общества — буржуазия и пролетариат — еще не успели образоваться, когда таким социальным слоям, как "плебеям", крестьянам, принадлежит решающая роль.

Лассаль не понимает не только трагического конфликта в социалистических иллюзиях Мюнцера, но также, и прежде всего, революционного значения всего народного движения, как и того, что объединение "прогрессивных элементов нации", как оно выразилось в имперской конституции Венделя Гиплера, является "предвидением нового современного буржуазного общества". Правда, защищаемые Вендель Гиплером принципы и выдвигаемые им требования "не представляли из себя непосредственно возможного, но они были несколько идеализированным необходимым результатом совершающегося разложения феодального общества; и крестьяне, как только они поставили перед собой задачу составить проекты законов для всей империи, неизбежно должны были стать на его точку зрения" [65] Собр. соч. Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 177. . Так пишет Энгельс. В дальнейшем анализе проекта Гиплера Энгельс отмечает, что "дворянству были сделаны уступки, весьма приближавшиеся к современным выкупам…" [66] Там же. .

Но если по этой линии, по линии подчинения "подлинным интересам граждан", движение могло ставить себе буржуазно-революционные цели, то как раз необходимая цель Гуттенов и Зикингенов — дворянская демократия — была определенно реакционной. Это, — говорит Энгельс, — одна "из самых грубых форм общества и совершенно нормально эволюционирует далее в развитую феодальную иерархию, которая является уже значительно более высокою ступенью" [67] Собр. соч. Маркса и Энгельса, т. VIII, стр. 158. . Полемика Лассаля ясно показывает, что конкретной исторической диалектики классового развития, действительной диалектики революции он не понимает, понять ее не хочет и не может.

Дело нисколько не меняется от того, встречаются ли у Лассаля в его драме и в письмах отдельные правильные формулировки или нет, дает ли он правильное изображение отдельных ситуаций. Важен недиалектический характер его основной точки зрения, не только мешающий ему правильно понять современность и историю, их правильное истолкование Марксом и Энгельсом, но даже заставляющий его изменить своей собственной философской основе, идеалистической диалектике Гегеля, и приблизиться к догегелевским воззрениям.