Daniel Quinn - Ishmael

— Пчелы не дадут тебе доступа к своему меду в дупле яблони, но не станут мешать рвать яблоки.

— Правильно.

— Хорошо. Но ты говоришь, есть еще и четвертая вещь, которую совершают Согласные и которая никогда не происходит в дикой, как ты ее называешь, природе?

— Да. В природе лев убивает газель и пожирает ее. Он не убивает вторую газель, чтобы обеспечить себя пищей на завтра. Олень ест траву, которая растет на лугу. Он не косит сено и не запасает его на зиму. Однако Согласные все это делают.

— По-моему, ты менее уверен в этом пункте.

— Я и в самом деле менее уверен. Существуют виды, например те же пчелы, которые запасают пищу, но таких немного.

— Ну, в данном случае ты не заметил очевидного. Все живые существа запасают пищу, большинство — в собственном теле, как делают это львы, олени и люди. Для других этого оказывается недостаточно, и тогда они делают запасы вне своего организма.

— Да, понятно,

— Нет запрета на запасы пищи как таковые, да и не могло бы быть, потому что на этом основана вся система: растения запасают пищу для травоядных, травоядные — для хищников и так далее.

— Действительно... Я не посмотрел на вещи с этой точки зрения.

— Есть еще что-нибудь, что совершают Согласные, а все остальные виды никогда не делают?

— Я, по крайней мере, ничего больше не обнаружил... Ничего, что было бы важно для жизнедеятельности природного сообщества.

2

— Этот закон, который ты так прекрасно описал, определяет пределы конкуренции в биологическом сообществе. Вы можете сколько угодно соперничать со своими конкурентами, но не должны истреблять их, уничтожать их пищу или лишать их доступа к ней. Другими словами, вы можете конкурировать, но не должны объявлять своим соперникам войну.

— Да. Как ты говорил раньше, это миротворческий закон.

— И каков же его эффект? Чему этот закон способствует?

— Ну... пожалуй, он способствует порядку.

— Да, но я хочу услышать от тебя кое-что еще. Что случилось бы, если бы этот закон перестал действовать десять миллионов лет назад? На что походило бы теперь биологическое сообщество?

— Я должен повторить то, что уже сказал раньше: в каждой экологической нише осталась бы всего одна форма жизни. Если бы все травоядные в течение десяти миллионов лет вели друг с другом войну, думаю, что к настоящему моменту уже определился бы окончательный победитель. Точно так же, наверное, остался бы единственный вид победивших кровососущих насекомых, единственный вид насекомоядных птиц, единственный вид питающихся птичьими яйцами змей и так далее. То же самое было бы верно для всех уровней.

— Так чему же все-таки способствует закон? Каковы различия между существующим биологическим сообществом и тем, которое ты только что описал?

— По-моему, такое гипотетическое сообщество состояло бы из нескольких десятков или, самое большее, из нескольких сотен видов — в противоположность реально существующим многим миллионам.

Так чему закон способствует?

— Разнообразию.

— Конечно. А что же такого хорошего в разнообразии?

— Не знаю. С ним, безусловно, интереснее...

— Что плохого было бы в обитающем на планете сообществе, состоящем всего лишь из травы, газелей и львов? Или в таком, в которое входили бы только рис и люди?

Я некоторое время смотрел в потолок.

— Я склонен думать, что подобное сообщество было бы экологически хрупким. Оно оказалось бы чрезвычайно уязвимым. Любое изменение существующих условий — и вся система рухнет.

Измаил кивнул.

— Разнообразие — фактор выживания биологического сообщества в целом. Система, состоящая из многих миллионов видов, способна пережить почти все, за исключением, может быть, катастрофы планетарного масштаба. Из сотен миллионов видов нашлось бы несколько тысяч таких, которые выжили бы при глобальном падении температуры на двадцать градусов — а это было бы намного более опустошительным бедствием, чем кажется. Из сотен миллионов видов нашлось бы и несколько тысяч таких, которые пережили бы глобальный подъем температуры на двадцать градусов. Однако сообщество из сотни или тысячи видов почти совсем не располагало бы потенциалом выживания.

— Верно. И именно разнообразие находится под ударом благодаря деятельности человека. Каждый день исчезают десятки видов — это прямой результат конкуренции Согласных в нарушение закона.

— Теперь, когда ты знаешь, что существует непреложный закон, изменился ли твой взгляд на происходящее в мире?

— Да. Я больше не думаю о том,, что мы творим, как об ошибке. Мы уничтожаем мир не потому, что неуклюжи, а потому, что мы ведем, в прямом и страшном смысле слова, войну с ним.

3

— Как ты объяснил, биологическое сообщество было бы уничтожено, если бы все виды сочли себя свободными от правил конкуренции, предписываемых законом. Но что произошло бы, случись такое всего с одним видом?

— Помимо человека, хочешь ты сказать?

— Да. Конечно, следует допустить, что этот вид имел бы почти человеческую сообразительность и целеустремленность. Представь себе, что ты — гиена. С какой стати делить тебе добычу с этими ленивыми, важными львами? Стоит тебе убить зебру, как является лев, прогоняет тебя и начинает пировать, а тебе приходится сидеть в сторонке и ждать объедков. Разве это справедливо?

— Я-то думал, что все происходит наоборот: убивает лев, а гиены мешают ему съесть добычу.

— Львы, конечно, охотятся сами, но ничего не имеют против того, чтобы присвоить, если удается, чью-то добычу.

— О'кей.

— Ну вот, ты насытился. Что теперь ты предпримешь?

— Изведу львов.

— И какой это даст эффект?

— Ну... никто больше не потревожит меня за едой.

— Чем львы питались?

— Газелями, зебрами... вообще травоядными.

— Теперь львов нет. Как это отразится на тебе?

— Понятно, к чему ты ведешь. Теперь для нас останется больше дичи.

— А когда для вас окажется больше дичи? Я непонимающе посмотрел на Измаила.

— Ну ладно. Я предполагал, что начала экологии тебе известны. В естественных условиях, когда кормовая база вида увеличивается, увеличивается его численность. По мере роста численности вида пищи для него становится меньше, а следом уменьшается и его поголовье. Именно такое взаимодействие поедаемых и поедающих поддерживает равновесие в природе.

— Да знаю я это! Я просто не подумал.

— Ну так думай впредь, — сказал Измаил, недовольно хмурясь.

Я рассмеялся:

— Постараюсь. Итак, львов больше нет, дичи стало больше, и наша популяция растет. Она растет до тех пор, пока добычи перестает хватать на всех, потом начинает сокращаться.

— Так было бы в естественных условиях, но ты условия изменил. Ты решил, что закон ограниченной конкуренции к гиенам не относится.