Фредерик Коплстон - История философии. Древняя Греция и Древний Рим. Том II

Секст Эмпирик (ок. 250 н. э.), наш главный источник сведений об учении скептиков, утверждал, что с помощью силлогизма ничего доказать нельзя. Главная посылка: «Все люди смертны», например, может быть доказана только с помощью полной индукции, которая, в свою очередь, включает знание о выводе – «Сократ – смертен». Ибо мы не можем сказать, что все люди смертны, не зная о том, что Сократ тоже смертен. Поэтому силлогизм – это пример замкнутого круга. (Мы должны отметить, что отрицание силлогизма, которое возродил в XIX веке Джон Стюарт Милль, было бы справедливым, если бы мы отвергли доктрину Аристотеля о видовой сущности и приняли бы доктрину номинализма. Мы утверждаем, что все люди смертны, не потому, что в результате наблюдения можем составить полный и совершенный список всех единичных явлений, что в данном случае совершенно невозможно, а потому, что мы воспринимаем сущность или универсальную природу человека. Главная посылка, таким образом, основана на природе человека и не требует прямого знания заключения силлогизма. Это заключение содержится в скрытом виде в главной посылке, а силлогический процесс делает это скрытое знание явным и четким. Точка зрения номиналистов требует, конечно, новой логики, которую и пытался создать Милль.) Скептики возражали также и против понятия причины, но они не могли, конечно, предвидеть тех гносеологических проблем, которые поднял в своем учении Дэвид Юм. Причина относительна по своей сути, но эта относительность не является объективной, а служит внешней характеристикой, созданной человеческим умом. Опять-таки, причина должна существовать либо одновременно со следствием, либо до него, либо после. Она не может быть одновременной, поскольку тогда мы можем с одинаковым правом считать В причиной А и А – причиной В. Не может причина и предшествовать следствию, поскольку тогда она сначала существовала бы без всякой связи с ним, а причина неразрывно связана со следствием. Не может причина существовать и после следствия – это совершенно очевидно.

Скептики также пытались доказать существование антиномий в теологии. Например, Бог должен быть одновременно конечным и бесконечным. Но Он не может быть конечным, ибо тогда Он был бы неподвижным и не имел бы жизни и души; не может Он быть и бесконечным, ибо тогда Он был бы менее совершенным, чем Целое, а Бог предположительно совершенен. (Этот аргумент скептики выдвигали против стоиков, которые считали, что Бог материален; к тем, для кого Он – Бесконечный Дух, это не относится. Бесконечный Дух неподвижен, но он живой, скорее его можно назвать Бесконечной Жизнью.) Опять– таки, доктрина стоиков о Провидении включает в себя дилемму. В мире столько зла и страданий. Значит, Бог либо обладает желанием и властью уничтожить зло, либо нет. Последнее предположение несовместимо с понятием о Боге (хотя Дж. Ст. Милль и додумался до странного понятия о конечном Боге, с которым мы сотрудничаем). Значит, он обладает желанием и властью для того, чтобы уничтожить зло и страдания в мире. Но Он этого не делает, значит, Бог не обладает Провидением, по крайней мере по отношению ко всему на свете. Но если мы не можем объяснить, почему Божественное Провидение распространяется на одно существо и не распространяется на другое, значит, можно сделать вывод, что Провидения вообще не существует.

Что касается практической жизни, то скептики говорили, что мы должны следовать представлениям своего восприятия и разума, а также своим природным инстинктам, придерживаться законов и традиций и заниматься наукой. Конечно, с ее помощью мы никогда не сможем достичь абсолютной истины, но мы должны, во всяком случае, стремиться к ней.

Старая пифагорейская школа к IV веку до н. э., по– видимому, прекратила свое существование, по крайней мере, у нас нет никаких свидетельств о ее деятельности. Но в I веке до н. э. это учение возродилось в форме неопифагорейства. Оно было связано со старой школой не только культом ее основателя, но и интересом к научным исследованиям и своей религиозной окраской. Новая школа восприняла аскетизм старой, что естественным образом было связано с дуализмом души и тела – который являлся, как мы уже видели, краеугольным камнем философии Платона, – добавив к нему мистические элементы, отвечавшие тогдашней потребности в более чистой и более персональной религии. Утверждалось, что люди общаются с Божеством напрямую, воспринимая с помощью интуиции его откровения. Дело доходило до того, что философа, например Аполлония из Тианы, иногда изображали как пророка и чудотворца. Новая школа, однако, не была точным воспроизведением старой, ибо в ней господствовала эклектика, что было характерно для всех школ того времени. Неопифагорейцы заимствовали много идей из философских систем Платона, Аристотеля и стоиков. Однако нельзя сказать, что заимствованные элементы образовали единую стройную систему, общую для всех последователей учения, ибо члены школы создавали свои собственные системы, причем у одного преобладали идеи стоиков, а у другого – идеи платоников. Историческое значение неопифагорейства заключается не только в том, что оно было тесно связано с религиозной жизнью своего времени (по-видимому, оно зародилось в Александрии, районе взаимодействия эллинистической философии, специальных наук и восточной религии), но и в том, что оно явилось важным шагом на пути к неоплатонизму. Так, Нумений придерживался доктрины Иерархии божественного – первый бог является сущностным началом или отцом, второй – Демиургом и третий – Миром или творением.

Секст Эмпирик сообщает нам, что в неопифагорействе существовало несколько течений. Так, одно из них выводило все из монад или точек. Точка порождает линию, из линий образуются поверхности, а из поверхностей – трехмерные тела. Здесь мы имеем дело с монистической системой, на которую, без сомнения, оказали влияние математические концепции ранних пифагорейцев. Другое течение неопифагорейства, хотя и считало, что все возникает из точек или монад, придавало огромное значение различию между монадами и άόριστος δυάς (неопределенной двоицей). Все «единичное» причастно монадам, а все двойственное – неопределенной двоице. Эти течения неопифагорейства не отличались особой оригинальностью, но в них уже присутствует понятие «эманация», сыгравшее ведущую роль в неоплатонизме.

Одной из причин, породивших неоплатоническую теорию эманации и утверждение о том, что существа – это посредники между телесным миром и Богом, было желание сохранить Бога в чистоте от всех контактов с чувственным миром. Неоплатоники искренне верили в абсолютную трансцендентность Бога, в Его существование «над бытием», однако эта идея присутствовала уже в неопифагорействе. Оно могло позаимствовать эту идею из иудейско– александрийской философии и восточной традиции, хотя в зачаточном состоянии она встречается уже в философии самого Платона. Упоминавшийся уже чудотворец Аполлоний Тианский (живший в конце I века н. э.), чья «биография» была написана Филостратом, отличал первого бога от всех остальных. Люди не должны приносить ему материальных жертв, ибо все материальное нечисто. Следует приносить жертвы другим богам, но не первому богу, с которым мы должны общаться только мысленно, не произнося ничего вслух и не предлагая ему ничего.