Карл Маркс - Собрание сочинений, том 5

По предписанию закона при аресте обязан присутствовать хотя бы один чиновник судебной полиции — полицейский комиссар или кто-нибудь другой. Но к чему подобные формальности с тех пор, как народ имеет для защиты своих прав два Собрания: одно в Берлине, а другое во Франкфурте?

Через полчаса для производства обыска прибыли государственный прокурор Геккер и судебный следователь Гейгер.

Г-жа Аннеке заявляет жалобу на то, что государственный прокурор предоставил производить арест грубым жандармам, не сдерживаемым присутствием какого-либо должностного лица. Г-н Геккер отвечает, что он не давал приказания о грубом обращении. Как будто г-н Геккер мог давать подобные приказания!

Г-жа Аннеке: Вероятно, жандармов намеренно послали одних вперед, чтобы снять с себя ответственность за их грубость. К тому же арест был произведен незаконно, так как ни один из жандармов не предъявил приказа об аресте; один из жандармов, правда, вынул из кармана какую-то бумажку, но не далее прочесть Аннеке.

Г-н Геккер: «Жандармы были направлены для производства ареста по постановлению судебных властей». Но разве постановления судебных властей не подчиняются постановлениям закона? Государственный прокурор и судебный следователь конфисковали большое количество бумаг и прокламаций, среди них целую папку, принадлежащую г-же Аннеке, и т. д. Кстати, г-н судебный следователь Гейгер намечается на пост полицейдиректора.

Вечером Аннеке допрашивали в течение получаса. Причиной его ареста будто бы послужила мятежная речь, произнесенная им на последнем собрании в Гюрценихе [119]. Статья 102 Code penal [120]упоминает о публичных речах, непосредственно призывающих к заговорам против императора и членов его семьи или имеющих целью вызвать нарушение государственного спокойствия путем гражданской войны, путем противозаконного употребления вооруженной силы, открытого погрома или разбоя. Кодексу неизвестен прусский термин «возбуждение недовольства». Ввиду невозможности применить прусское право будут пока прибегать к статье 102 во всех тех случаях, когда ее применение юридически совершенно недопустимо.

Во время самого ареста в городе были сосредоточены значительные военные силы; с четырех часов утра войска были собраны в казармах. Пекарей и ремесленников впустили в казармы, но обратно не выпустили. Около 6 часов утра в Кёльн прибыли гусары из Дёйца и проскакали через весь город. Отряд из 300 человек занял новую тюрьму. Сегодня поступили сведения об арестах еще четырех человек: Янсена, Калькера, Эссера и кого-то четвертого. Расклеенное на стенах воззвание Янсена, в котором он призывал рабочих к спокойствию, было, как нас уверяют очевидцы, сорвано вчера вечером полицией. Было ли это сделано в интересах порядка? Или, наоборот, искали повод для осуществления в славном городе Кёльне давно задуманных планов?

Говорят, что г-н обер-прокурор Цвейфель уже давно запрашивал окружной суд в Арнсберге, может ли он арестовать Аннеке на основании вынесенного ранее приговора [121]и затем переслать его в Юлих. По-видимому, королевская амнистия помешала этому благому намерению. Дело было передано в министерство.

Говорят, будто г-н обер-прокурор Цвейфель заявил еще, что в течение недели покончит в Кёльне на Рейне с 19 марта, с клубами, со свободой печати и со всеми другими порождениями злополучного 1848 года. Г-н Цвейфель не принадлежит к числу скептиков!

Разве г-н Цвейфель не объединяет в своем лице исполнительную власть с законодательной? Быть может, лавры обер-прокурора должны прикрыть грехи народного представителя? Мы просмотрим еще раз наши излюбленные стенографические отчеты и дадим читателям полную картину деятельности народного представителя и обер-прокурора Цвейфеля.

Таковы, следовательно, дела министерства дела, министерства левого центра, министерства, являющегося переходом к старо-дворянскому, старо-бюрократическому, старо-прусскому министерству. Как только г-н Ганземан сыграет свою переходную роль, он получит отставку.

Левая в Берлине должна, однако, уразуметь, что старая власть может спокойно дозволить ей одерживать маленькие парламентские победы и составлять большие конституционные проекты, лишь бы самой тем временем завладеть всеми действительно решающими позициями. Она смело может признавать революцию 19 марта в палате, если только вне палаты эта революция будет разоружена.

В одно прекрасное утро левая, возможно, убедится, что ее парламентская победа совпадает с ее действительным поражением. Быть может, развитие Германии и нуждается в подобных контрастах.

Министерство дела признает революцию в принципе для того, чтобы на практике осуществлять контрреволюцию.

Написано 4 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатанo в «Neue Rheinische Zeitung» № 35, 5 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

Кёльн, 4 июля. Мы остановимся сегодня на согласительном заседании от 28 июня. Собрание имеет дело с новым председателем, новым регламентом и новыми министрами. Следовательно, можно себе представить, какая там царит неразбериха.

После долгих предварительных прений о регламенте и других вопросах слово получает, наконец, депутат Гладбах. Несколько дней тому назад прусская военщина насильственно разоружила в Шпандау возвращавшихся из Шлезвиг-Гольштейна добровольцев 6-й роты добровольческого корпуса, распущенной за республиканские убеждения; некоторые добровольцы были даже арестованы. Прусская военщина не имела на это абсолютно никакого законного основания и никаких законных полномочий. По закону военные власти вообще не имеют права самовольно проводить такие меры. Но большинство этих добровольцев были участниками баррикадных боев в Берлине, и господа гвардейцы должны были им отомстить за это.

Г-н Гладбах сделал запрос министерству по поводу этого акта военного деспотизма.

Военный министр Шреккенштейн ответил, что ему об этом ничего не известно и он сохраняет за собой право запросить соответствующие учреждения.

Итак, народ платит жалованье военному министру за то, что он 28-го, находясь в Берлине, еще ничего не знает о мерах, принятых 25-го военными властями в Шпандау, в трех часах езды от Берлина, и за то, что, можно сказать, на его глазах. в трех часах езды от Берлина, гвардейские лейтенанты занимают вокзалы и отбирают у вооруженного народа принадлежащее ему, завоеванное им на поле битвы оружие, не считая при этом даже нужным удостоить г-на министра чести представления рапорта! Но, разумеется, г-н подполковник Шлихтинг, совершивший этот геройский поступок, действовал согласно «инструкциям», получаемым, вероятно, из Потсдама, куда он, по-видимому, представляет и свои рапорты!