Карл Маркс - Собрание сочинений, том 5

Правые и центр вознаградили своего героического Кюльветтера за такую отвагу громовым «браво».

Но Гладбах не дает себя запугать. Под шум и крики консерваторов он поднимается на трибуну и снова спрашивает: Как могло случиться, что г-н Шреккенштейн, который ведь был министром еще до случая в Шпандау, ничего об этом не знал? Как могло случиться, что четыре добровольца с хорошими свидетельствами могли угрожать безопасности государства? (Здесь его прерывают господа из центра, напоминая о регламенте.) Вопрос нельзя считать исчерпанным. Как можно было принудительно отправлять этих людей на родину, как каких-то бродяг? (Оратора прерывают; шум.) Я не получил еще ответа на вопрос о проездных свидетельствах. Этих людей оскорбили. Почему же в таком случае здесь терпят шайку воинствующих мракобесов, которые прибыли с оружием в руках из Вупперталя (страшный шум) и позорят столицу? (Шум. Крики «браво».)

Кюльветтер, наконец, выходит из положения, заявляя, что все это произошло из-за сомнительных свидетельств! Значит, свидетельство об увольнении, подписанное шлезвиг-гольштейнским командованием, для полицейских чиновников г-на Кюльветтера является «сомнительным»? Удивительная бюрократия!

Еще несколько депутатов выступают против министров, пока, наконец, председатель не заявляет, что обсуждение вопроса закончено, и пока депутат Метце не переносит Собрание из бури этих дебатов в тихие воды учительской жизни, где мы его и оставим, пожелав самых идиллических радостей.

Мы рады, что, наконец, одному из левых депутатов удалось хорошо обоснованным запросом и решительным выступлением прогнать сквозь строй господ министров и вызвать сцену, которая напоминает французские и английские парламентские дебаты.

Написано Ф. Энгельсом 6 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 37, 7 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском языке публикуется впервые

Кёльн, 7 июля. У нас новый министерский кризис. Министерство Кампгаузена пало, министерство Ганземана оступилось. Министерство дела просуществовало всего неделю, несмотря на лечение домашними средствами, на пластыри, на процессы по делам печати, на аресты, несмотря на высокомерную наглость, с которой бюрократия снова подняла свою голову, покрытую архивной пылью, и принялась обдумывать мелочно-жестокую месть за свое низложение. «Министерство дела», составленное из одних посредственностей, было столь ограниченным, что в начале последнего согласительного заседания верило еще в непоколебимую прочность своего положения.

К концу заседания оно совершенно распалось. Это чреватое последствиями заседание убедило министра-президента фон Ауэрсвальда в том, что он должен подать в отставку; министр фон Шреккенштейн тоже не захотел дольше оставаться в свите Ганземана, и вот все министерство отправилось вчера к королю в Сан-Суси. На чем там порешили, мы узнаем завтра.

Наш берлинский корреспондент, пишущий под значком # добавляет к своему сообщению:

«Только что распространился слух, что спешно вызваны Финке, Gиндер, Мевиссен, чтобы принять участие в составлении нового министерства».

Если этот слух подтвердится, то от министерства посредничества через министерство дела мы доберемся, в конце концов, до министерства контрреволюции. В конце концов! Самого короткого существования этой министерской контрреволюции было бы достаточно, чтобы во весь рост показать народу тех карликов, которые при малейшем дуновении реакции вновь поднимают свои крохотные головы.

Написано К. Марксом 7 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 39, 9 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

Кельн, 8 июля. Одновременно с известием о распаде министерства Ганземана мы получили также стенографический отчет о согласительном заседании 4 июля. На этом заседании было оглашено сообщение о выходе из министерства г-на Родбертуса, что явилось первым симптомом распада министерства; кроме того, оба противоречивых голосования по поводу познанской комиссии, а также уход левых сильно ускорил и развал министерства.

Сообщения господ министров о выходе г-на Родбертуса и в стенографическом отчете не дают ничего нового; поэтому мы не будем останавливаться на этом.

Поднимается г-н Форстман. Он-де вынужден протестовать по поводу тех выражений, которые были допущены г-н ом Гладбахом 30 июня {54} в отношении «депутации самых почтенных мужей Рейнской области и Вестфалии».

Г-н Берг: Я уже сделал не так давно, ссылаясь на регламент, замечание, что оглашение петиции здесь неуместно и что оно мне прискучило {55} . (Возгласы: нам прискучило!) Хорошо, нам. Я говорил от своего имени и от имени многих других, и то обстоятельство, что нам сегодня задним числом докучают замечаниями, не снимает этого замечания.

Г-н Тюсхаус, референт центрального отделения, делает сообщение по вопросу о познанской комиссии. Центральное отделение предлагает, чтобы была создана комиссия для рассмотрения всех вопросов, имеющих отношение к Познани, и оставляет открытым вопрос о том, с помощью каких средств комиссия должна будет осуществить эту цель.

Гг. Вольф, Мюллер, Рейхеншпергер II и Зоммер вносят поправки; все они поддерживаются и ставятся на обсуждение.

Г-н Тюсхаус дополняет свой отчет некоторыми замечаниями, в которых он высказывается против комиссии. В данном случае, как и всегда, истина-де находится где-то посередине, и после длинных и противоречивых сообщений Собрание придет лишь к тому заключению, что обе стороны допускали неправильные действия, т. е. останется при том же мнении, что и сейчас. Прежде всего следовало бы потребовать подробного отчета от правительства, а затем уже делать дальнейшие выводы.

Как может центральное отделение назначать докладчика, который выступает против своего же собственного доклада?

Г-н Рейтер излагает причины, побудившие его выдвинуть вопрос о назначении комиссии. Наконец, он заявляет, что ни в коем случае не намеревался возбуждать обвинение против министров; ему, как юристу, слишком хорошо известно, что всякая ответственность министров за случившееся остается иллюзорной до тех пор, пока не существует соответствующего закона.

Выступает г-н Рейхеншпергер II. Он клянется в своих горячих симпатиях к Польше; он надеется, что недалек тот день, когда германская нация уплатит свой старый долг чести потомкам Собеского. (Как будто этот долг чести давно уже не уплачен восемью разделами Польши, шрапнелью, адским камнем и палочными ударами!) «Но мы должны также проявить максимум спокойствия и благоразумия, дабы германские интересы всегда оставались на первом плане». (Германские интересы, разумеется, заключаются в том, чтобы удержать в своих руках как можно большую часть этой области.) Г-н Рейхеншпергер особенно возражает против создания комиссии по расследованию обстоятельств дела: «это вопрос такого характера, что может быть разрешен только историей или судом». Разве г-н Рейхеншпергер позабыл о том, что, как он сам заявил во время дебатов о революции, господа депутаты призваны «делать историю»? {56} Он заканчивает свое выступление чисто юридическим софизмом о положении депутатов. Мы еще вернемся к вопросу о компетенции.