Карл Маркс - Собрание сочинений, том 5

Этот путь, разумеется, является чересчур длинным для весьма нетерпеливого в своих карательных мерах г-на Мати. Так же как ему казалось слишком скучным сначала добиться приказа об аресте или, по крайней мере, своего назначения специальным констеблем, когда он именем жандарма, которого он носит в своей груди, арестовал «государственного изменника

«Фиклера, — точно так же и сейчас он считает всякий судебный, законный путь столь же достойным презрения и не практичным.

Мотивы этого нового акта полицейского насилия весьма поучительны. Союзы-де присоединились к всегерманской организации демократических союзов, возникшей по инициативе демократического конгресса во Франкфурте [161]. Конгресс этот

«поставил себе целью борьбу за создание демократической республики» (как будто бы это запрещено!), «а что касается средств, которыми предполагается достигнуть этой цели, то о них можно судить по выраженным в этих постановлениях симпатиям к мятежникам» (с каких это пор «симпатии» считаются незаконными «средствами»?), «а также на основании того, что Центральный комитет этих союзов отказывается в дальнейшем признавать даже германское Национальное собрание и призывает к полному отделению его меньшинства с целью образования незаконным путем нового собрания».

Далее следуют постановления конгресса об организации демократической партии.

Следовательно, по мнению г-на Мати, баденские союзы несут ответственность за постановления Центрального комитета, даже если они их не выполняют. Ведь если бы эти союзы по настоянию Франкфуртского комитета действительно выпустили обращение к левой Национального собрания с призывом выйти из состава Собрания, то г-н Мати уж не преминул бы возвестить об этом. Впрочем, вопрос о том, был ли упомянутый призыв незаконным, должен решаться не г-ном Мати, а судом. А чтобы объявить организацию партии в виде округов, конгрессов и центральных комитетов незаконной, — для этого действительно надо быть г-ном Мати! И разве союзы конституционалистов и реакционеров [162]организуются не по такому же образцу?

Но, конечно, «является недопустимым и пагубным, когда подрываются основы государственного устройства и, таким образом, силой союзов потрясается все здание государства».

Как раз для того, г-н Мати, и существует право союзов, чтобы можно было безнаказанно «подрывать» государственное устройство, разумеется, в законных формах! А если союзы обладают большей силой, чем государство, то тем хуже для государства!

Мы еще раз призываем Национальное собрание, если оно не хочет потерять всякое уважение, немедленно привлечь г-на Мати к судебной ответственности.

Написано Ф. Энгельсом 27 июля 1848 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» № 58, 28 июля 1848 г.

Перевод с немецкого

На русском, языке публикуется впервые

Кёльн, 29 июля. Если какой-нибудь житель Рейнской провинции позабыл, чем он обязан «иноземному господству» и «гнету корсиканского тирана», пусть прочитает законопроект о безвозмездной отмене различных повинностей и поборов, который г-н Ганземан предложил «на обсуждение» своим соглашателям в благословенном 1848 году. Сеньориальная власть [Lehnsherrlichkeit], чинш при аллодификации крестьянского держания [Allodifikationszins], посмертный побор [Sterbefall], лучшая голова скота [Besthaupt], курмед [Kurmede], охранные деньги [Schutzgeld], судебный побор [Jurisdiktionszins], судебные штрафы [Dreidinggelder], бортнический чинш [Zuchtgelder], пошлина за приложение печати к документу [Siegelgelder], десятина скотом [Blutzehnt], десятина с ульев [Bienenzehnt] и т. д. — как чуждо, как варварски звучат эти нелепые названия для нашего слуха, цивилизованного французским революционным разрушением феодализма и Code Napoleon {98} ! Как непонятна для нас вся эта груда средневековых повинностей и поборов, эта кунсткамера насквозь прогнившего хлама допотопных времен!

И все же сними обувь твою с ног твоих, немецкий патриот, ибо ты стоишь на священной земле! Все эти варварские обычаи — это обломки христианско-германской славы, это последние звенья цепи, которая тянется через всю историю и связывает тебя с величием твоих предков вплоть до самых лесов, где жили херуски! Этот затхлый воздух, этот феодальный ил, которые мы вновь обнаруживаем здесь в классически натуральном виде, являются продуктами, издревле свойственными нашему отечеству, и всякий истый немец должен воскликнуть вместе с поэтом:

Когда читаешь этот законопроект, то кажется на первый взгляд, будто наш министр земледелия, г-н Гирке, по приказу г-на Ганземана наносит необычайно «смелый удар», будто он одним росчерком пера уничтожает все средневековье, и, разумеется, совершенно безвозмездно!

Однако, если всмотреться в мотивировку проекта, то оказывается, что она начинается как раз с доказательства того, что, в сущности, недопустима безвозмездная отмена каких бы то ни было феодальных повинностей, т. е. со смелого утверждения, которое прямо противоречит «смелому удару».

Между этими двумя видами смелости и лавирует теперь осторожно и предусмотрительно практическая робость г-на министра. Слева — «всеобщее благо» и «требования духа времени», справа — «благоприобретенные права помещиков», посредине — «похвальная идея более свободного развития сельских отношений», воплощенная в стыдливой растерянности г-на Гирке, — что за картина!

Одним словом, г-н Гирке полностью признает, что, в общем, феодальные повинности подлежат отмене только за выкуп. Тем самым сохраняются самые обременительные, самые распространенные, самые существенные повинности или, так как они на практике уже уничтожены крестьянами, они снова восстанавливаются.

Но, — полагает г-н Гирке, —

«если все же отдельные отношения, внутреннее обоснование которых недостаточно или дальнейшее существование которых несовместимо с требованиями духа времени и со всеобщим благом, будут отменены без выкупа, то пострадавшие от этого лица не смогут не признать, что они приносят некоторые жертвы не только во имя всеобщего блага, но и во имя своих собственных правильно понятых интересов, дабы сделать мирными и дружественными отношения между привилегированными лицами и лицами обязанными и тем самым сохранить за землевладением вообще то положение в государстве, которое приличествует ему для блага целого».

Революция в деревне состояла в фактической отмене всех феодальных повинностей. Министерство дела, которое-де признает революцию, признает ее в деревне таким образом, что под сурдинку ее уничтожает. Вернуть целиком старый status quo {99} невозможно; крестьяне тогда просто-напросто перебили бы своих господ-феодалов — это понимает даже г-н Гирке. Поэтому отменяется широковещательный список незначительных, лишь кое-где существующих феодальных повинностей и восстанавливается главная феодальная повинность, которая выражается одним словом — барщина.