Рудольф Штайнер - Умирание земли и жизнь мира

Итак, тот, кто в 1906 году составлял себе мнение обо мне, должен был брать меня с точки зрения всего моего миросозерцания и, в сущности, не мог брать только одну половину его. Итак, это факт, что в — 1906 году уже прошло 4 года с появления «Христианства». В 1906 году мне была прислана книга И. Мюллера «Нагорная проповедь». На ней была надпись «Д-ру Р. Штейнеру в приятное воспоминание о «Философии свободы» Майнберг, 17. VIII. 1906 года.»

Это был один из тех фактов, которым я вынужден был игнорировать, ибо невозможно вступать в компромисс с теми направлениями, о которых я говорил и я считаю это своим правом — молчать, вместо того, что бы сказать: «я так-то и так-то смотрю на эти вещи», когда кто-нибудь подходит ко мне таким образом. Но это-то больше всего раздражает людей — когда молчишь. Я сказал, что противодействие духовной науке следовало бы искать в реальных обстоятельствах. Часто людям бывает гораздо более неприятно, когда вскрывают эти реальные обстоятельства. Я мог бы рассказать еще более неприятные вещи. Но тот, кто теперь прочтет статьи д-ра И. Мюллера о нашем друге д-ре Риттельмейере, хорошо сделает, если будет искать противодействия не только в этих вещах, но и в подобных обстоятельствах, из которых я привел одно незначительное. Необходимо всюду исследовать, нельзя ли найти гораздо более истинные причины, чем те, которые лежат на поверхности. Это не дает покоя, когда кто-нибудь приходит «с приятным воспоминанием о «Философии свободы», а другой не обращает на это внимание и ничего не отвечает.

Я привел вам этот маленький случай в пояснение психологии И. Мюллера для того, чтобы вы могли видеть яснее, чем мы увидели бы только из его статей.

Мои дорогие друзья! Сначала обратимся опять к духам, охраняющим тех, кто стоит на полях событий нашего времени.

Духи ваших душ, действенные стражи, Отнесите на ваших крыльях молящую любовь наших души Доверенным вашей охране людям Земли.

Чтобы соединяясь с вашей силой, Мольба наша сияла бы помощью для душ, Которые она ищет любя.

И пусть Дух, к Которому мы стремимся в течении ряда лет, Благодаря дарованной нам духовной науке, И Который ради свободы человечества и Земли, Рада их преуспевания, в развитии прошел через Мистерию Голгофы — пусть будет с вами и вашими трудными обязанностями.

Дорогие друзья! То, что мы много раз обсуждали, о чем мы здесь часто говорили с самых различных точек зрения, а именно, что смена между бодрствованием и сном имеет в человеческой жизни еще более глубокое значение, чем это кажется внешнему наблюдению, об этом, следовало бы очень помнить при общем рассмотрении мира и при практической, в самом идеальном смысле, установки себя в мире. Обыкновенному наблюдению известен тот кажущийся факт, что человек своим сознанием переживает смену между состоянием бодрствования и состоянием сна. Мы знаем, что это только кажущийся факт. Ибо часто с самых разнообразных точек зрения говорили мы о том, что так называемое состояние сна продолжается не только от засыпания до пробуждения, но что, для известной части нашего существа оно продолжается также и от пробуждения до засыпания. Мы должны сказать: мы никогда не бодрствуем всей полнотой нашего существа. Сон простирается и на наше состояние бодрствования. Мы непрерывно спим одной частью нашего существа. Мы можем спросить себя: какой частью нашего существа мы непрерывно действительно бодрствуем во время так называемого «бодрствования».

Мы бодрствуем в отношении наших восприятий, в отношении всего, что мы между пробуждением и засыпанием воспринимаем из чувственного мира через наши чувства. Это именно и является характерным для обыкновенного восприятия, что мы при пробуждении переходим из состояния несвязанности с чувственным миром в состояние связи с ним, что наши чувства очень быстро вступают в деятельность и это вырывает нас из того смутного состояния, которое мы в обыкновенной жизни знаем, как «состояние сна».

Итак, мы в истинном смысле слова бодрствуем нашими восприятиями чувств, Менее бодрствуем мы, но так что мы это состояние можем обозначить, как действительное «бодрствование» в отношении нашей «жизни представлений». Мы должны отличать жизнь восприятий от подлинной жизни мышления и представлений. Когда мы размышляем, отрешаясь от чувственного восприятия, т. е. когда мы не обращены на внешнее, то при этом размышлении мы уже в обычном смысле и в высшем смысле слова бодрствуем, хотя это бодрствование в чистой жизни представлений все-таки носит оттенок «грез» у одного человека больше, у другого меньше. Хотя у некоторых людей в жизни представлений может примешиваться нечто от грез, в общем мы все же можем сказать: мы бодрствуем и тогда, когда мы представляем себе.

Но мы не «бодрствуем», когда мы чувствуем. Конечно, чувства поднимаются из неопределенной недифференцированной душевной жизни и благодаря тому, что мы «представляем» себе чувства, что представления, т. е. бодрственная деятельность постоянно примешивается к чувствованию, мы думаем, что мы и в чувствовании бодрствуем. Однако, в действительности подвижность нашей души в чувствовании совершенно та же, что и при обыкновенном сновидении. Есть глубокое сходство между состоянием сновидения и подлинным состоянием чувствования. Если бы мы всегда были в состоянии, то, что мы увидим во сне освещать нашим представлением так же, как мы освещаем нашу жизнь чувств, мы совершенно в такой же мере разбирались бы в нашей жизни сновидений, как мы разбираемся в нашей жизни чувств, ибо подлинные чувства присутствуют в душе совершенно так же, как сновидения. Чувства, аффекты, даже в известном смысле жизнь страстей присутствуют в нашей душе так же, как видения снов. На основании своей бодрственной жизни ни один человек не может сказать, что, собственно, происходит, когда он чувствует, или в том, что он чувствует. Как было сказано, это поднимается из неопределенной, недифференцированной душевной жизни и затем освещается светом представления. Но это есть жизнь сновидений. Это сродство жизни аффектов и чувств с жизнью сновидений хорошо известно и неоккультистам, например, прекрасный эстетик Фридрих Теодор Фишер часто подчеркивал глубокое сродство, существующее в душевной жизни человека между чувствованием и сновидением.

Еще глубже лежит в душевной жизни подлинная жизнь воли. Что знает человек о том, что, собственно, происходит в его внутреннем, когда он говорит: «я хочу взять книгу» и когда рука протягивается и берет книгу? То, что здесь совершается между мускулом и нервом, то, что тогда происходит в организме, а также и то, что происходит в душе для того, чтобы волевой импульс перешел в движение, в действие, об этом человек знает не больше, чем о событиях глубокого сна, лишенного сновидений. Это фактически так: подлинная сущность жизни нашей воли освещается жизнью наших представлений, поэтому она предстает так, как если бы мы ее осознавали: но подлинная сущность жизни нашей воли протекает в действительности также и между пробуждением и засыпанием в совершенном состоянии сна.