Карл Маркс - Собрание сочинений, том 4

Таким образом, австрийский дом был с самого начала представителем варварства, косности и реакции в Европе. Его могущество основывалось на тупой ограниченности патриархальных отношении, укрепившихся за непроходимыми горами, на закоренелой грубости варварства. Дюжина народностей, резко отличавшихся друг от друга по своим нравам, характеру и по своим учреждениям, держалась вместе в силу общего им всем отвращения к цивилизации.

Поэтому австрийская династия была непобедимой до тех пор, пока сохранялось в неприкосновенности варварство ее подданных. Поэтому ей грозила лишь одна опасность — проникновение буржуазной цивилизации.

Но именно эта опасность была неотвратима. От буржуазной цивилизации можно было на некоторое время отгородиться; в течение некоторого времени ее можно было приспособлять к австрийскому варварству и подчинять последнему. Но рано или поздно она все же должна была преодолеть феодальное варварство и тем самым были бы порваны единственные узы, связывавшие воедино самые разнохарактерные провинции.

Отсюда и пассивная, колеблющаяся, трусливая, грязная и коварная австрийская политика. Австрия не может уже по-прежнему выступать откровенно грубо и явно варварски, ибо каждый год она должна делать уступки цивилизации и с каждым годом она становится все менее уверенной в своих собственных подданных. Всякий решительный шаг привел бы к какой-нибудь перемене либо внутри страны, либо у граничащих с ней соседей; каждая же перемена явилась бы трещиной в плотине, за которой Австрия с трудом укрывается от напирающих волн современной цивилизации; первой жертвой всякой перемены была бы сама австрийская династия, существование которой неразрывно связано с варварством. Если в 1823 и 1831 г. Австрия могла еще разгонять при помощи артиллерийских снарядов пьемонтских, неаполитанских и романьольских повстанцев [234], то уже в 1846 г. в Галиции она вынуждена была привести в движение не развившийся еще революционный элемент — крестьянство [235], а в 1847 г. Австрия вынуждена была остановить свои войска у Феррары и прибегнуть к заговору в Риме [236]. Контрреволюционная Австрия применяет революционные средства — несомненное доказательство, что песенка ее спета!

После подавления итальянских восстаний 1831 г. и польской революции 1830 г., после того как французские буржуа представили гарантию своего хорошего поведения, император Франц мог с миром отправиться к праотцам; казалось, настали такие жалкие времена, при которых мог продержаться и его пустоголовый отпрыск {161}

От революций империя этого коронованного идиота была пока еще застрахована. Но кто мог уберечь ее от причин, вызывающих революции?

Пока промышленность сохраняла характер домашнего промысла, пока каждая крестьянская семья или, во всяком случае, каждая отдельная деревня сама производила необходимые ей промышленные продукты, лишь в весьма малой степени прибегая к торговле, до тех пор сама промышленность была феодальной и как раз была подстать австрийскому варварству. До тех пор, пока сама она оставалась на уровне только мануфактуры и сельской промышленности, лишь небольшое количество продуктов, произведенных в странах, отдаленных от моря, предназначалось для вывоза, к внешней торговле эта промышленность прибегала весьма мало, она существовала только в некоторых округах и легко приспособлялась к австрийскому status quo {162} . Если даже в Англии и во Франции мануфактура вызвала к жизни немногочисленную крупную буржуазию, то в слабо населенной и отдаленной Австрии она могла создать в лучшем случае скромное среднее сословие, да и то лишь местами. До тех пор, пока господствовал ручной труд, Австрия была в безопасности.

Но вот были изобретены машины, а машины вызвали упадок ручного труда. Цены на продукты промышленности упали так быстро и так низко, что это привело к гибели сначала мануфактуры, а затем постепенно и самой старой феодальной домашней промышленности.

Австрия попыталась отгородиться от машин при помощи последовательно проводившейся системы запретительных пошлин. Но все было тщетно. Как раз система запретительных пошлин способствовала ввозу машин в Австрию. В Богемии развилась хлопчатобумажная промышленность, в Ломбардии — машинное шелкопрядение, а в самой Вене начало появляться даже машиностроение.

Последствия не заставили себя ждать. Рабочие мануфактур остались без хлеба. Все население мануфактурных округов было выбито из рамок привычного образа жизни. Из среды прежних мещан вышли крупные буржуа, распоряжавшиеся сотнями рабочих, как их соседи, князья и графы, — сотнями крестьян-барщинников. Обязанные нести барщину крестьяне в результате гибели старой промышленности потеряли свои старые промыслы, а в результате развития новой промышленности у них появились новые потребности. Феодальный способ ведения сельского хозяйства рядом с современной промышленностью стал уже невозможным. Уничтожение барщинных повинностей стало необходимостью. Феодальные отношения между крестьянами и помещиками нельзя было больше сохранять. Происходил подъем городов. Цехи стали стеснительными для потребителей, бесполезными для членов цехов и невыносимыми для промышленников. Пришлось исподволь допустить конкуренцию. Положение всех общественных классов изменилось коренным образом. Старые классы все больше и больше отступали на задний план перед обоими новыми классами — буржуазией и пролетариатом; удельный вес сельского хозяйства по сравнению с промышленностью падал, деревня уступала свои позиции городам.

Таковы были последствия введения машин в отдельных областях Австрии, именно в Богемии и Ломбардии. Их обратное влияние сказалось в большей или меньшей степени на всей монархии; повсюду они подрывали устои старого варварства и тем самым устои австрийской династии.

В то время как в Романье в 1831 г. вымуштрованные австрийские солдаты отвечали картечью на возгласы «Viva l'Italia!» {163} , в Англии были построены первые железные дороги. Подобно машинам, и железные дороги стали тотчас же необходимыми для всех европейских стран. И Австрия должна была их принять, хотела она этого или нет. Чтобы не усилить еще больше мощь и без того растущей буржуазии, правительство само взялось за их постройку. Но при этом оно от Сциллы попало к Харибде. Оно предотвратило образование могущественных акционерных обществ буржуа только благодаря тому, что заняло деньги на постройку железных дорог у тех же буржуа, попав таким образом в долговую кабалу к Ротшильдам, Арнштейнам и Эскелесам, Сина и пр.

Еще в меньшей степени австрийскому дому удалось избегнуть последствий строительства железных дорог.