Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Самопознание и Субъективная психология

Но это если так захотеть понять Карпова. Однако, он не предлагает заменить философию психологией. Нет, тут другое. Карпов хочет сказать, что философия всех видов и направлений оправданна, если она в конечном итоге ведет к самопознанию. И этого она может достигать с помощью присущих ей инструментов, одним из которых со времен Вольфа можно считать Психологию.

Тогда утверждение Карпова может обрести такой вид: философ, видящий своей целью самопознание, будет использовать для ее достижения и психологию, и антропологию, как науки о человеке вообще и о человеческой душе в частности.

Как видите, при таком подходе у философии сократического направления всегда остается свой предмет. Причем, что соответствует природе философии, предмет, который требует окончательного ответа по сравнению со всеми другими науками, дающими лишь промежуточные ответы.

Возможно, очень возможно, что я приписываю часть своих мыслей Карпову. Но я его не искажаю, я просто читаю его доброжелательнее, чем это было принято. Я достраиваю творимую им картину не до ее внутренней логики, а до логики жизни, как она мне открывается через полтораста лет. К тому же у Карпова все, о чем я говорю, есть. И самое главное, что он действительно считает психологию наукой, поставляющей философии знания о ее предмете.

Это, конечно, мнение, с которым можно спорить. И спорили. Но это тот случай, когда спор ничего не доказывает, а лишь приводит к необходимости сделать выбор. Иными словами, философ либо признает, что должен основываться на материале психологических наблюдений и опыта, либо считает, что философия должна исходить исключительно из собственных, чистых, хотя и искусственных построений.

Так что Карпова всегда будут опровергать и всегда будут поддерживать, потому что философия — это все-таки наука о действительном мире.

А то, что, назвав основанием Философии Психологию, Карпов лишь использовал привычное и узнаваемое читателями имя, подразумевая в качестве основания философии науку самопознания, видно уже в следующем предложении:

"Замечательно, что между тем, как прочие науки, составлявшие в древности курс философии, мало-помалу выступали и развивались самостоятельно, наука самопознания постоянно действовала в сфере философских изысканий и почти всегда служила для них основанием" (Там же, с. 22).

Так что, как видите, все-таки не к психологизму и уж тем более мертвому сводит Карпов философию, а к науке самопознания! А вот почему Белинский со Шпетом посчитали это убийством любви к мудрости и мертвечиной, можно понять, лишь вспомнив "Слово о полку Игореве", где древнерусский мудрец говорит: ныне времена себя наничь обратили…

Вот и самопознание, как движение к собственной сущности, для чистого ученого стало мертвечиной. О чем это говорит? Лишь о строгой науке и революционной демократии, точнее, о том, куда они направлены, куда ведут живую душу.

Далее Карпов рассуждает о том, как должна строиться философия на науке самопознания. Это разговор философский. Я его оставлю. Пока меня интересует только психология Карпова.

В 1866 году, за год до смерти, он издал статью "Душа и действующие в природе силы". Статья эта прошла, можно сказать, незамеченной, потому что выглядела как попытка преподавателя Духовной Академии поспорить с физиологами, доказывая, что душа все-таки есть. Иными словами, после "Рефлексов головного мозга" способ Карпова рассуждать о мозге и нервной системе, наверное, выглядел совсем неубедительным.

Однако я бы не стал отмахиваться от наблюдений Карпова лишь потому, что его язык проигрывал языку, созданному физиологами. И даже не потому, что его статья действительно была доказательна для непредвзятого читателя. Нет, мне думается, статья, в общем, была слабой и даже в чем-то поверхностной, точнее, умозрительной. А о физиологии после того, как она стала экспериментальной наукой, недопустимо говорить, не основываясь на материалах исследований. А Карпов, хотя и использует выводы из чужих исследований, то есть на какие-то исследования все-таки опирается, не в состоянии подкрепить ими свои главные предположения.

И все же именно эти главные и неподкрепленные исследованиями предположения Карпова я и намерен снова вернуть в научный оборот. Почему? Да потому, что, во-первых, все остальные гипотезы нейропсихологии привели науку о человеческой душе в тупик. И уже несколько десятилетий ощущается потребность в новых или в хорошо забытых старых гипотезах о том, как же устроено существо по имени человек.

А во-вторых, большая часть предположений Карпова является своего рода этнопсихологическими наблюдениями. Почти материалами сборов, потому что это наблюдения преподавателя Духовной Академии, можно сказать, попа, который много лет жил в той среде, где сама работа требовала постоянного исследования тех состояний, в которых человеческая душа становится если не зримой, то ощущаемой.

Мне даже непонятно, почему до сих пор не существует какого-то собрания рассказов попов о их личных переживаниях с душами людей. А я точно знаю, что многие подобные переживания и ощущения являются не только подлинными, но и подлинным материалом для исследования в ключе КИ (культурно-исторической) психологии. Более того, я бы сам с охотой взялся обобщить подобные

материалы и издать их в соответствии с требованиями к этнографическим и фольклорным сборам, если бы кто-то из наших батюшек или служителей любых других конфессий захотел ими поделиться.

Но вернусь к главной теме — психологии Карпова. Я опущу все его исходные рассуждения и выпишу всего несколько мыслей, составляющих костяк его статьи, и оставлю их так — как предположения, которые стоит исследовать нейропсихологически, чтобы понять действительное устройство предмета Платонической психологии.

Исходное предположение его исследования:

"Нервная сила, стало быть, есть узел, связывающий между собой душу и тело" (Карпов. Душа, с. 233–234).

Под нервной силой Карпов понимал то, что, собственно, переносит сигналы по нервным путям. Что-то вроде биоэлектричества, в современном понимании. Но он делает одно любопытное предположение:

"При этом нервная сила повинуется другим законам, чем каким следуют электричество и гальванизм" (Там же, с. 234).

Чем оно интересно? Да тем, что Карпов мог говорить вовсе не о том, что мы понимаем. Все-таки он очень плохо разбирался в физиологии нервной деятельности, да и физиологи, на чьих исследованиях он основывается, тогда в ней тоже очень плохо разбирались. Но он был наблюдателен и всего лишь использовал наиболее подходящий из языков для описания своих наблюдений.

Лично для меня он, быть может, говорит вообще не о нервной деятельности, то есть не о том, что связывает мозг и тело, а о том, что связывает тело с душой. Это, конечно, тоже всего лишь предположение, к тому же двойное. Но если я неверно читаю Карпова, тогда я выдвигаю собственное предположение или просто задаюсь вопросом: а все ли уровни управления, совершающегося в нас, описала нейрофизиология, создав теорию высшей нервной деятельности? Можем ли мы уверенно утверждать, что решаем задачу, полноценно описав ее условия? Что-то уж больно много тупиков и неудач повстречалось на этом пути.