Мартин Хайдеггер - Пять главных рубрик в мысли Ницше

Фрагменты носят сплошную нумерацию от 1 до 1067 и на основе этого цифрового обозначения их легко найти в различных изданиях. Первая книга — “Европейский нигилизм” — охватывает номера от 1 до 134. Насколько, однако, также и другие фрагменты из наследия, либо включённые в три следующие книги, либо вообще не вошедшие в эту посмертно изданную книгу, с равным, а то и с большим правом принадлежат к рубрике “Европейский нигилизм”, мы не должны здесь выяснять. В самом деле, мы хотим продумать ницшевскую мысль о нигилизме как знание мыслителя, выходящего своей мыслью в историю мира. Подобные мысли никогда не остаются просто воззрениями этого вот отдельного человека; в ещё меньшей мере они являются пресловутым “выражением своей эпохи”. Мысли мыслителя ранга Ницше — отголосок ещё не познанной истории бытия в слове, которое исторический человек говорит на его, бытия, “языке”.

Мы, нынешние, однако, ещё не знаем причины, почему самое сокровенное в метафизике Ницше не могло быть вверено общественности им самим, но осталось таящимся в наследии; всё ещё таящимся, хотя это наследие в основном, пусть в очень обманчивом облике, стало доступным.

Ницшевское “моральное” истолкование метафизики

Если “истина”, т. е. истинное и действительное, выводится и возводится, в некий самосущий мир, то это подлинно сущее выступает как нечто такое, чему должна покориться вся человеческая жизнь. Истинное есть само по себе должное и желанное. Человеческая жизнь только тогда на что-то годится, только тогда определена истинными добродетелями, когда эти последние только к тому устремлены и только тому способствуют, чтобы осуществить желанное и должное, следовать за ними и так подчинить себя “идеальному”.

Человек, самоотрекающийся перед идеалами и прилежно стремящийся их исполнить, есть добродетельный, годный, т. е. “хороший человек”. Продуманное в ницшевском смысле, это означает: Человек, волящий сам себя как такого “хорошего человека”, учреждает над собой сверхчувственные идеалы, которые дают ему то, чему он должен подчиниться, чтобы в осуществлении этих идеалов обеспечить себе жизненную цель.

Воля, волящая этого “хорошего человека”, есть воля к подчинению идеалам как чему-то такому, что дано само по себе, над чем человек не может уже иметь больше никакой власти. Воля, волящая “хорошего человека” и его идеалы, есть воля к власти этих идеалов и тем самым воля к бессилию человека. Воля, волящая хорошего человека, есть, конечно, тоже воля к власти, но в образе бессилия человека для власти. Этому бессилию человека для власти прежние верховные ценности обязаны своей проекцией в сверхчувственное и своим возвышением до мира “в себе” как единственно истинного мира. Воля, волящая “хорошего человека” и “хорошее” в этом смысле, есть “моральная” воля.

Под моралью Ницше понимает большей частью систему таких оценок, в которых сверхчувственный мир полагается как определяющий и желанный. Ницше понимает “мораль” всегда “метафизически”, т. е. в аспекте того, что в ней выносится решение о совокупности сущего. В платонизме это достигается разделением сущего на два мира, сверхчувственный мир идеалов, должного, самоистинного — и чувственный мир стремления, усилия и самоподчинения самоценному, которое, будучи безусловным, обусловливает собою всё. Поэтому Ницше может сказать (№ 400):

“В истории морали выражается, таким образом, воля к власти, с которой то рабы и угнетённые, то неудачники и тяготящиеся собой, то посредственности делают попытку провести им благоприятные ценностные суждения”.

Соответственно этому говорится (№ 356):

“Смиренным, прилежным, благожелательным, умеренным: таким вы хотите человека? хорошего человека? Но, чудится мне, это просто идеальный раб, раб будущего”.

И в № 358:

“Идеальный раб ("добрый человек"). — Кто себя не может поставить "целью", вообще не может от себя вводить цели, тот отдаёт честь морали лишения самости — инстинктивно. В ней убеждает его всё: его разумность, его опыт, его суетность. И вера тоже есть некое лишение самости”.

Вместо лишения себя самости мы можем также сказать: отказ от того, чтобы самого себя поставить повелевающим, т. е. бессилие к власти, “уклонение от воли к бытию” (№ 11). Бессилие к власти есть, однако, лишь “особый случай” воли к власти, и в этом заложено: “Прежние верховные ценности суть особый случай воли к власти” (XVI, 428). Введение этих ценностей и их возведение в сверхчувственный мир в себе, которому призван подчиниться человек, происходит от “умаления человека” (№ 898). Всякая метафизика типа введения сверхчувственного мира как истинного над чувственным как мнимым возникает из морали. Отсюда тезис:

“Это не больше чем моральный предрассудок, что истина ценнее видимости” (“По ту сторону добра и зла”, № 34; VII, 55).

В том же сочинении Ницше определяет сущность морали так:

“Мораль понимается именно как учение об отношениях господства, при которых возникает феномен "жизнь". — ” (там же, № 19; VII, 31).

И в “Воле к власти” (№ 256):

“Я понимаю под "моралью" систему оценок, соприкасающуюся с условиями жизнедеятельности того или иного существа”.

Здесь Ницше понимает мораль, правда, также “метафизически” в отношении к сущему в целом и к возможности жизни вообще, а не “этически” в аспекте “жизненного поведения”, но он уже не думает о единой морали, обусловливающей платонизм. “Мораль” и “мораль” поэтому и в метафизическом значении для Ницше не одно и то же. С одной стороны, мораль означает в формальном, наиболее широком смысле всякую систему оценок и отношений господства; мораль здесь понимается настолько широко, что и новые оценки тоже могут быть названы “моральными”, лишь потому, что ими устанавливаются условия жизнедеятельности. Во-вторых, однако, и как правило мораль означает, по Ницше, систему тех оценок, которые включают в себя введение безусловных верховных ценностей в себе в смысле платонизма и христианства. Мораль есть мораль “хорошего человека”, который живёт из противоположности и внутри противоположности к “злому” и не “по ту сторону добра и зла”. Поскольку метафизика Ницше стоит “по ту сторону добра и зла”, пытаясь прежде всего выработать и занять эту позицию как принципиальную и основополагающую, постольку Ницше вправе называть себя “имморалистом”.

Этот титул никоим образом не означает, что мысль и настроение неморальны в смысле занятия позиции против “добра” и за “зло”. Без морали — это означает: по ту сторону добра и зла. Это опять же не означает: вне всякой законности и порядка, но — внутри необходимости нового полагания другого порядка против хаоса.

Мораль “доброго человека” — источник прежних верховных ценностей. Добрый человек полагает эти ценности как безусловные. Таким образом они оказываются условиями его “жизни”, которая, будучи бессильной к власти, требует для себя возможности заглянуть в вышележащий сверхчувственный мир. Отсюда мы теперь понимаем также, что в заключительной части № 12 Ницше подразумевает под “гиперболической наивностью” человека.