Михаил Лифшиц - Из истории эстетики и общественной мысли (Джамбаттиста Вико, Собрание сочинений в трех томах, Том 2)

Словом, в поединках проявляется естественный здравый смысл варваров. Без них человечество могло бы погибнуть, захлебнувшись в крови. Конечно, обращение к судьбе, к стихийному результату битвы противоречит рациональным нормам справедливости, а также уголовным и гражданским законам позднейшего времени. Но для варварских порядков это обращение не было простой бессмыслицей. Общество в целом нашло в поединках какое-то грубое, среднее решение тяжб и взаимных претензий. "Суд божий" был единственной возможностью восстановления справедливости, единственной надеждой для тех, кто видел "хороших людей угнетенными и злодеев процветающими".

Как не вспомнить при этом судью Бридуа у Рабле, решавшего все дела простым метанием костей! Пантагрюэль (совершенно в духе "Опытов" Монтеня) оправдывает справедливости жребия по сравнению с методом более просвещенной юстиции, действующей на основании законов. Ибо человеческие суждения о праве и справедливости зыбки, а добросовестность судей и адвокатов более чем сомнительна. Простая случайность может оказаться более справедливой, чем строгая логика законов.

Судья Бридуа понял юридическую формулу alea judiciorum (сомнительные тяжбы) в смысле "кости для разрешения тяжб", чем подтвердил замечание Вико о героической юстиции, принимающей всякое слово закона буквально. Этот педантизм варваров также имеет, по мнению Вико, свою положительную сторону. Император Конрад III разрешил женщинам осажденного Вейнсберга выйти из города, захватив с собой то, что они могут увести на спине, мужчины должны были подвергнуться поголовному истреблению. Тогда женщины Вейнсберга нагрузили на себя своих сыновей, мужей и отцов и прошли мимо императорского войска, не осмелившегося нарушить формулу капитуляции. Так именно нужно понимать мысль Вико о том, что героические времена видели справедливость в буквальном соблюдении слова. "Вот в какой мере, - пишет Вико, - можем мы утверждать, что естественное право развитого Человеческого Разума, описанное Гроцием, Зельденом и Пуфендорфом, естественно проходит через все времена у всех наций!"

Из этого следует, что нельзя рассматривать примитивную эпоху как царство бессмыслицы и насилия, нельзя отвлеченно противопоставлять ей позднейшую цивилизованную полосу истории как полное осуществление разума и справедливости. "Право Ахилла" также покоится на определенных общественных отношениях. То, что представляется нам в героическом обществе безнравственным и нелепым, является нравственным и необходимым в свете тех социальных порядков, которые в эту эпоху сложились, а значит отчасти и в более широком смысле, поскольку грубые и несовершенные отношения варварских времен являются все же определенной ступенью развития естественного права народов.

5

В философии Вико прежде всего бросается в глаза противоположность "двух природ" и двух периодов мировой истории - героического и человеческого (божественный век является, в сущности, только преддверием к историческому). Поступательное движение наций ведет от древних аристократий к народным правлениям. Теперь мы видим, что эта противоположность имеет и оборотную сторону. В первую очередь значение этой схемы весьма ограничено опытом народных республик, то есть республик, в которых главную роль играют весы и кошелек, а не копье. С другой стороны, героическое варварство чувств само выступает как определенный этап развития человеческих нравов, в некоторых отношениях более человеческих и народных, чем нравы эпохи цивилизованного варварства рефлексии.

Век героев, времена личной зависимости, господства и рабства, царство фантастического права и суровой аристократии, слабого рассудка и живого воображения, поэтической логики, мифологии, эпических песен уступает место демократическим порядкам, эпохе рациональной прозы. Вико понимает прогрессивность этого перехода. Но вместе с фантастическим героическим веком не исчезает ли из общественной жизни и какой-то элемент народности, которого не может вернуть даже "милостивое право, оцениваемое по равной для всех полезности причин?" И не является ли чувственное сознание, основанное на ярких и общедоступных образах, более демократическим, более близким к телесно-практической жизни простого народа, чем тайная мудрость философов, прозаичная и холодная. Что может быть равнодушнее по отношению к страданиям и радостям человечества, чем рассуждения de moro geometrico? Народ "настолько же восприимчив к сильным примерам, насколько неспособен научиться на рациональных максимах". Говоря о поэтической мудрости древнего мира, Вико всегда подчеркивает ее народный и даже более определенно простонародный характер. Это может показаться странным. Эпоха народных языков и демократической прозы ясно противопоставлена у Вико героическому и феодальному варварству чувств. И все-таки даже мудрость героев, "мудрость ауспиций", отличающих сословие благородных от остальной человеческой массы, - это яркое выражение их господства - может служить примером "Простонародной Мудрости" по сравнению с наукой и философией демократической эпохи. Так пишет Вико. При этом многое носит у него бессознательный характер. Но логика дела заставляет итальянского мыслителя подчеркивать разные стороны исторического процесса, что порождает в его сочинении некоторые внешние противоречия.

Гомер воспевал героические нравы, рыцарскую доблесть благородных и сильных. Но трудно представить себе более народного поэта. "Гомер должен был стоять на уровне совершенно простонародных чувств, а потому и простонародных нравов Греции, в его времена еще совершенно варварской, ибо такие простонародные чувства и такие простонародные нравы дают подлинный материал Поэтам". Если Гомер существовал, то он был "человеком совершенно простонародным". Но, согласно Вико, "сами греческие народы и были этим Гомером".

Посмотрите, у каких слоев населения более всего сохранилась способность создавать поэтические образы, рассказывать легенды и сказки? "В Силезии, провинции целиком Крестьянской, естественно рождаются Стихослагатели". Поэзия ближе всего к древнейшим формам жизни и речи, то есть к деревенским. "Во времена Поэтов-Теологов ошеломленным людям были чужды всякие вызывающие тошноту рассуждения (как и теперь мы это наблюдаем в нравах крестьян) и им нравилось только то, что было позволено, нравилось только то, что было полезно". Простонародье имеет естественную склонность творить легенды и мифы, причем творить их соразмерно. Из этого Вико выводит закон о вечном свойстве всякой поэзии - "поэтически возвышенное всегда должно быть едино с народным". Народы - "поэты по своей природе".