Фридрих Ницше - Ecce homo. Как становятся собою

, не содержал «выпавших» по усмотрению Кезелица фрагментов. И речь идёт уже не об отдельных фразах, но, по-видимому, о целых фрагментах, которые были впоследствии уничтожены матерью и сестрой Ницше. В частности, в так называемой «большой биографии» Элизабет Фёрстер-Ницше мы читаем: «В ту пору он исписывал листы странными фантазиями, в которых сказания о Дионисе-Загрее были перемешаны с евангельскими страстями и реальными личностями знакомых ему современников: растерзанный своими врагами и возродившийся бог прогуливался вдоль берегов По и видел всё, что он когда-то любил — свои идеалы, современные идеалы вообще, — где-то далеко внизу. Его друзья и близкие стали ему врагами, растерзавшими его. Эти листы направлены против Рихарда Вагнера, Шопенгауэра, Бисмарка, его ближайших друзей — профессора Овербека, Петера Гаста, — против фрау Козимы, моего мужа, моей матери и меня... Даже в этих заметках есть места пленительной красоты, но в целом их можно охарактеризовать как болезненный лихорадочный бред. В первые годы заболевания моего брага, когда мы ещё питали ложную надежду, что он сможет снова стать здоровым, эти листы были по большей части уничтожены. Любящее сердце и хороший вкус моего брата были бы глубоко уязвлены, если бы подобные рукописи попались ему впоследствии на глаза».

Благодаря одной находке, сделанной среди бумаг Генриха Кезелица (Петера Гаста) — сейчас они находятся в архиве Гёте и Шиллера в Веймаре — читатель данной редакции «Ecce homo» может увидеть один из таких уничтоженных (но сохранившихся в копии Кезелица) листов на предназначавшемся ему месте, т. е. в качестве 3-го параграфа главы «Почему я так мудр».

Этот лист рукописи поступил в лейпцигскую типографию, по свидетельству издателя Науманна, «в один из двух последних дней декабря». На нём стояло указание Ницше: «В первую тетрадь Ecce homo вместо прежнего 3-го фрагмента». Помимо него Ницше отослал из Турина 29 декабря ещё множество других добавлений и исправлений. Гранки первой тетради «Ecce homo» были отосланы Ницше обратно в Лейпциг ещё 18 декабря с пометкой «в печать». Однако после этого он пожелал заменить входящий в эту тетрадь вышеназванный параграф другим текстом, содержащим более чем резкие характеристики матери и сестры. Технолог в типографии обратил внимание Науманна на «резкость» данного текста, и тот решил дождаться от Ницше подтверждения необходимости печатать именно эту редакцию параграфа. Тем временем пришло известие о душевной болезни Ницше. Лист оставался в рабочем столе у Науманна, покуда его не забрал в феврале 1892 г. Кезелиц. 9 февраля он отослал его Элизабет Фёрстер-Ницше, сопроводив посылку следующими словами: «Порадуемся, что этот лист в наших руках! Однако теперь его точно следует уничтожить! Пусть даже очевидно, что он был написан в полнейшем безумии, наверняка найдутся люди, которые скажут: именно поэтому этот текст так важен, — ведь здесь без всякого стеснения и с полной искренностью говорит инстинкт». Тем не менее после этого Кезелиц сделал собственноручную копию, благодаря которой мы теперь можем судить о том, что именно названо здесь «полным безумием» и (выше) «лихорадочным бредом». Копию Кезелиц надписал словами: «Копия листа, который Ницше, уже в полном безумии, отправил Науманну во время печати Ессе homo». Позже, возможно, после разрыва с Элизабет Фёрстер-Ницше в 1909 году, Кезелиц стёр слова «в полном безумии», более того — ссылался на данный текст в переписке с Эрнстом Хольцером. Тогда как раз вышел V том писем Ницше, в который вошло немало адресованных Элизабет писем, ею же во многих случаях и сфабрикованных. [5] «Фабрикация» в данном случае — не фигура речи, а вполне уместная характеристика «эпистолярного творчества» Элизабет: она не писала несуществующих писем Ницше, но компилировала их из писем другим так, чтобы в итоге создавалось ощущение, 1) будто всем самым важным и сокровенным Ницше непременно делился именно с ней; 2) будто их переписка носила эмоционально ровный и исключительно регулярный характер. ( Прим. ред. ) В связи с этим 23 июня 1909 Кезелиц пишет Хольцеру: «В Вашей последней открытке говорится: письма (V) не оставляют никаких сомнений относительно душевно близких отношений Ницше с сестрой. Ну да, ну да!.. Однако близкие отношения требовали немалого самопреодоления. Сколь мучительным было это преодоление для Ницше, стало ясно лишь незадолго до того, как он впал в безумие, а именно — когда он отправил Науманну в качестве дополнения к Ecce большой лист in folio по поводу матери и сестры».

Два сохранившихся черновика к 3-му параграфу не оставляют никаких сомнений относительно аутентичности этого текста. Да и в том, что касается прорывающегося местами психического напряжения, 3-й параграф мало чем отличается от многих других мест «Ecce homo». В свете этого Д. Колли и М. Монтинари включили его в состав «Ecce homo» именно в непубликовавшейся ранее окончательной версии, что вслед за ними делает и наше русское издание. Одновременно текст 3-го параграфа даёт представление и о том, каким могло быть содержание «выпавших» из-под руки Кезелица (т. е. при изготовлении им копии рукописи «Ecce homo»; см. выше) фрагментов и уничтоженных, по признанию Элизабет, «мест пленительной красоты».

В основу текста «Ecce homo» легло небольшое самоописание, созданное во время работы над корректурой «Сумерек идолов». Оно опубликовано в ПСС 13 как фрагмент 24 [1] и состоит из 11 главок, включающих в себя как фрагменты глав «Почему я так мудр» и «Почему я так умён» из «Ecce homo», так и главу «Чем я обязан древним» из «Сумерек идолов». После того, как 15 октября 1888 г., в свой сорок четвёртый день рождения, Ницше, согласно его письменным свидетельствам (см. НП, с. 337–338), «принялся за очередное начинание», где «речь идёт обо мне и моих произведениях», он 24 октября отослал в лейпцигскую типографию главы «Чем я обязан древним» и «Молот говорит» (текст из «Так говорил Заратустра») в качестве завершающих разделов «Сумерек идолов».

Работа над первой редакцией «Ecce homo» продолжалась с 15 октября по 4 ноября. Именно в промежутке между этими датами Ницше, согласно его письму Науманну от 6 ноября, «выполнил неимоверно трудную задачу — рассказать самого себя, свои книги, свои взгляды... свою жизнь». Эта первая редакция, которую Д. Колли и М. Монтинари называют «октябрьской редакцией», состояла из 24 параграфов. Затем Ницше написал Предисловие и главы о «По ту сторону добра и зла», «Случае “Вагнер”» и «Сумерках идолов». Вместе с октябрьской редакцией он отослал их в середине ноября в типографию Науманна. Таким образом было возведено основное здание книги, в которое с середины ноября до 6 декабря Ницше также периодически вносил новые, не столь значительные изменения. 6 декабря Ницше отослал целиком просмотренную им Dm в лейпцигскую типографию. Однако с середины декабря последовали новые существенные изменения: 1) в главу «Почему я так умён» добавились параграфы 4, 6 и 7; 2) в главе «Почему я пишу такие хорошие книги» текст 2-го параграфа был заменён новым; 3) в главу о «Человеческом, слишком человеческом» добавился 6-й параграф; 4) изменена концовка 5-го параграфа главы о «Так говорил Заратустра» (цитата из «Закона против христианства»); 5) заменён 3-й параграф главы «Почему я так мудр» (см. коммент. {7} ). 29 декабря, то есть после того, как были отосланы все эти добавления, Ницше известил издателя, что будет прислан ещё «остаток рукописи, сплошь чрезвычайно существенные вещи, в том числе стихотворение, которым должен заканчиваться Ecce homo». Самое последнее изменение было внесено 2 января 1889 г., когда Ницше отозвал обратно стихотворение «Слава и вечность» (см. коммент. к «Дионисовым дифирамбам»), предназначенное было венчать собою «Ecce homo». В свою очередь отправлено в Лейпциг оно было 29 декабря, с указанием: «Раздел “Объявление войны” выпадает, равным образом и — “Молот говорит”». Таким образом, согласно последним распоряжениям Ницше, заканчиваться текст «Ecce homo» должен был так же, как он заканчивается во всех изданиях, начиная с 1908 г.

Читать дальше