А. Гулыга - Религия в нашей жизни. Позиция неверующего.

Международная научная церковная конференция, посвященная 400-летию установления Патриаршества в Русской Православной Церкви. Москва, 5–8 сентября 1989 г.

Смешанное чувство беды и вины, тревоги и надежды охватывает душу, когда размышляешь о судьбах Русской Православной Церкви в XX веке. Я говорю от имени тех русских людей, которые, будучи воспитаны в неверии, все же питают чувства глубокого уважения и благоговения к религии, всегда служившей стержнем, опорой, питательной средой русской культуры. Когда-то "русский" и "православный" были синонимами. И сегодня судьбы России и православия нерасторжимы. Полагаю, что так будет и впредь.

Православная Церковь — единственный социальный институт России, оставшийся неизменным на протяжении десяти веков. Иные утверждают, что это было тысячелетнее рабство. Ложь! Отвратительная ложь! Надо быть элементарно незнакомым с православием или умышленным обманщиком, чтобы утверждать, что христианство — религия рабов. Возникновение христианства связано с развитием народного самосознания и даже революционного движения. Раб Божий — это свободный человек. Все дело в том, как понимать свободу. Иные путают ее с произволом; хочу — так, а захочу — иначе, и не препятствуй моему "нраву". Между тем подлинная свобода — свободный выбор пути, угодного Богу, т. е. нравственное поведение. Об этом поведал митрополит Иларион в "Слове о Законе и Благодати" — первом значительном произведении русской словесности.

К проблеме морали я еще вернусь, а пока о роли православия как духовной скрепы нации. Христианство принесло нам письменность. Мощная Киевская держава — прямой результат принятия Русью христианства. Освобождение от татарского ига и возвышение Москвы, собравшей вокруг себя русские земли, связано с именем Сергия Радонежского. Пересвет и Ослябя — герои Куликова поля, святовитязи, монахи и одновременно воины, сражавшиеся в рясах поверх доспехов. Не только русская воинская доблесть, не только повседневный труд и быт, но и русское просвещение носило религиозные черты. Даже в эпоху Просвещения Ломоносов, Державин, Болотов — глубоко религиозные люди. Русскую классику XIX века понять вне православной религии невозможно. Откуда патриотический пафос "Истории государства Российского"? Откуда нравственный подвиг Татьяны Лариной? Куда устремлены были помыслы Гоголя? Как понять героев Достоевского и Толстого? Философские идеи Владимира Соловьева? А русский религиозно-философский ренессанс, выступивший достойным продолжением художественной классики и выдвинувший русскую мировоззренческую мысль на мировой уровень. Что питало его? Где искать побудительные причины всего того, что составляет духовную гордость земли русской? Повторяю: русская культура и православие в основе нерасторжимы, тождественны.

Озабоченный тем, что пережил мой народ в недавнем прошлом, и тем, что ждет его в будущем, я думаю о судьбах его веры. Сегодня мы осознали, наконец, глубину нашего падения и помыслы о национальном возрождении связываем с деятельностью Церкви.

Приятно сознавать, что это не единичное, личное мнение, а общественное движение, поддерживаемое государственным руководством. Наиболее зримый признак философской перестройки — возрождение интереса к русской религиозной философии. Философские тексты, созданные несколько десятков лет назад, появляются на страницах периодики, не только журналов, но и газет с многомиллионными тиражами. Поистине мы переживаем новый религиозно-философский ренессанс!

Я вижу причины этого ренессанса не только в росте русского национального самосознания, но в еще одном тесно связанном с ним обстоятельстве — понимании, что религия является единственным надежным средством массового воспитания морали. Мы смешиваем подчас нравственность и мораль. Первая может быть и в бандитской шайке: это принципы жизни, нравы группового поведения безотносительно к тому, хороши они или дурны. Мораль — безусловное служение добру. Этические принципы, провозглашенные в Новом Завете, являются альфой и омегой, первой и единственной системой морали. Для воспитания морали необходимо представление об идеале, об абсолютном благе, с которым человек обязан соотносить свое поведение. Образы христианской религии, ее категорический императив любви к ближнему — наиболее общедоступное и действенное средство морального воспитания, которое нам необходимо сегодня прежде всего. Долгие годы нам внушали, что добро — это нечто вроде выгоды: для пользы дела можно лгать и убивать, граница между злом и добром относительна. Отец Павел Флоренский ядовито назвал такой взгляд "этическим монизмом" и отверг его.

"Этическому монизму" (т. е. взгляду, что добро и зло — едина суть) официальной философии и ее "метафизическому дуализму" (т. е. резкому противопоставлению духа и материи, пустопорожней болтовне о том, что первично, а что вторично) Флоренский противопоставил "этический дуализм" и "метафизический монизм", т. е. резкое противопоставление добра и зла при признании принципа универсального всеединства, неразрывной связи двух искусственно противопоставляемых субстанций. Первично добро, и этот принцип русской религиозной философии должен быть принят нами как символ веры.

Учиться добру нельзя в одиночку. Кант считал важнейшим условием морального воспитания включенность индивида в этическую общину. Таковой является Церковь. Русская религиозная философия выработала особую категорию для обозначения гармонического слияния общего и единичного — соборность. Вне собора, вне Церкви воспитать соборность невозможно. Вот почему религия в нашей жизни должна занять надлежащее ей место.

Кроме национальной и моральной ипостаси, есть у религии не менее важная, тесно связанная с ними третья сторона — ценностная. "Не хлебом единым жив человек", — сказано в Писании и повторено миллионы раз. Нужна человеку духовная пища, нужна не только его душе, но и физическому организму, материальным его органам.

"Вы ходите в церковь? — спросил меня мой кардиолог. — Если нет, занимайтесь автотренировкой, самовнушением. Человек— не просто биологическая структура, биология зависит от психологии, от жизни души; даже если не считать ее бессмертной, душа есть. Американская статистика отмечает у верующих более легкое течение сердечно-сосудистых заболеваний, чем у неверующих".

Аутотренинг успокаивает; повторяя сакраментальную форму "Я спокоен, я совершенно спокоен", можно усыпить себя. Человеку однако нужна не только пассивная, но и активная гигиена души, не только усыпление, успокоение, но побуждение к доброму делу, просветление чувств, возвышающих, облагораживающих — катарсис; это дает религия.