Мишель Фуко - История сексуальности-III - Забота о себе

____________

1 Synesios. De insomnis, 15–16.

2 Артемидор. Сонник, III, заключение; см. также I, 12.

3 Там же, IV, вступление.

4 Там же, I, вступление.

дуют в определенном порядке, так и во сне можно уловить определенную последовательность1.

Этот характер "руководства к повседневной жизни" особенно заметен, если сравнить трактат Артемидора с Речами Элия Аристида*- болезненного, исполненного тревоги человека, из года в год внимавшего сновидениям с рецептами всевозможных способов лечения, которые бог посылал ему на протяжении его необычной болезни. Нетрудно заметить, что Артемидора не занимают чудеса, и в отличие от большинства текстов данного нас жанра его книга не опирается на практику культовой терапии, хотя и содержит традиционную формулу обращения к "отеческому богу" Аполлону Далдийскому, покорствуя которому [онирокритик из Далдий] взялся за свой труд:

"Много раз он побуждал меня к тому, ныне же <���…> он воистину стоит надо мною и едва ли не прямо повелевает мне писать"2. В другом месте Артемидор сам подчеркивает отличие своего трактата от книг таких толкователей, как Гемин Тирс-кий, Деметрий Фалерский или Артемон Милетский, которые "перечисляли <���…> множество снов, в особенности предписания и исцеления, полученные от Сараписа"3**. Сновидец, к которому обращается Артемидор, это не встревоженный праведник, ожидающий указаний свыше, но "каждый" человек, чаще всего мужчина (сны женщин рассматриваются в особой главе как возможные варианты тех случаев, когда в зависимости от пола субъекта изменяется смысл сновидения), у которого есть семья, имущество, зачастую свое дело (он ведет торговлю, держит лавку), нередко слуги и рабы (хотя учтены и случаи, когда у него нет ничего). Его волнует прежде всего здоровье, — но также и жизнь и смерть близких, успех в делах, обогащение и разорение, браки детей, общественные обязанности, которые время от времени ему приходится исполнять. Одним

__________

1 Там же, III, заключение.

* Имеются в виду Священные речи. Элия Аристида (XXIII–XXVIII), в которых он описывает историю своего многолетнего недуга (по всей видимости, подагры), а также чудесного исцеления, дарованного ему Асклепием; отличались чрезвычайно экзальтированным стилем; см. в русском переводе Ю. Шульца Вторую священную речь//Ораторы Греции. — М., 1985. — Прим. ред.

2 Там. же, II, заключение.

3 Там же, II, 44.

** Об оракуле канопского Сараписа см. Страбон, География, XVII, 1.17.-Прим. ред.

словом, речь идет о клиенте среднего достатка и социального положения. Текст Артемидора раскрывает нам образ жизни и заботы обычных людей.

Однако автор преследует и теоретическую цель, о которой упоминает в посвящении Кассию. Он намерен опровергнуть противников ониромантики и убедить скептиков, не верящих в те способы гадания, с помощью которых толкуют знамения. Поэтому голому изложению выводов Артемидор предпочитает хорошо продуманное исследование и дискуссию о методе. Он не самонадеян и не пренебрегает трудами предшественников:

он их все перечитал, но не затем, чтобы "перепевать", подобно многим другим. В "сказанном" предшественниками для него не так важна ссылка на признанные авторитеты, сколько их опыт во всей полноте и многообразии. И за этим опытом он обращается не к немногим авторитетам, но к самому источнику. Артемидор гордится (он пишет об этом в посвящении Кассию Максиму и повторяет в дальнейшем) широтой своего исследования. Во-первых, он "почитал делом чести добыть любую книгу о снотолкованиях", а во-вторых, тщательно обследовал все книжные лавки, которые держали на перекрестках средиземноморского мира толкователи снов и предсказатели будущего: "Я много лет, пренебрегая клеветой, водился с теми оболганными рыночными гадателями, которых люди важные и надменные* обзывают нищими, обманщиками и шутами; и в эллинских городах и на праздничных сборищах, и в Азии, и в Италии, и на самых больших и людных островах я терпеливо выслушивал рассказы о древних вещих снах и их исполнении, ведь в таких исследованиях нельзя было и действовать иначе"1. Тем не менее, сообщения Артемидора — не просто изложение всего слышанного им, но попытка передать "опыт" (peira), в котором он видит "свидетеля и направителя" своего рассказа2. Это следует понимать в том смысле, что автор, владеющий всей наличной информацией, сопоставляет ее с данными, полученными из других источников, проверяет собственной практи

_______________

* Буквально "люди с серьезными лицами и насупленными бровями" (ср. перевод Т. Миллер и М. Гаспарова: Памятники поздней античной научно-художественной литературы. II–IV века. — М., 1964. — С. 211–220. — Прим. ред.

1 Там же, I, вступление.

2 Там же, II, заключение.

кой, анализирует и подкрепляет доказательствами: таким образом, все обосновано, а не взято "наудачу, что кому придет в голову". Несомненно, подобные приемы исследования, контроля и "верификации", а также многие понятия (например, historia, peira), характерные для эпохи, в той или в иной степени испытавшей прямое либо опосредованное влияние скептической мысли, предполагают способ познания, опирающийся на те же основания, что и естественная история и медицина'. Весьма ценен текст Артемидора еще и в том смысле, что он представляет собой результат глубокого осмысления массы традиционных источников.

В такого рода документе бесполезно искать формулы строгой морали или новые правила сексуальных отношений, — напротив, он, скорее, выявляет типы бытующих оценок и общепринятых норм поведения. Текст этот не чужд философской рефлексии, мы находим в нем достаточно точные упоминания о современных автору проблемах и прямые отсылки к актуальным тогда дискуссиям, но лишь касательно процедур расшифровки и методики анализа, а не суждений о ценности и содержании морали. Материал, на котором базируются интерпретации, — онейрические сцены, рассматриваемые в качестве предзнаменований, ситуации и события, о которых они сообщают, — принадлежит к общему ландшафту обыденного традиционного мира. Следовательно, от текста Артемидора можно ждать свидетельств весьма распространенной и давно укоренившейся моральной традиции. Хотя это сочинение изобилует деталями и, повествуя о сновидениях, разворачивает широкую и гораздо более систематическую, нежели любой иной памятник эпохи, панораму самых разнообразных форм половых актов и всевозможных сексуальных отношений, перед нами отнюдь не этический трактат, призванный, прежде всего, высказать суждение по поводу этих актов и отношений. Такие суждения встречаются здесь лишь опосредованные толкованиями снов или оценками поступков и сцен, в этих снах пред

_____________

1 Р. Дж. Уайт (Wliite) в предисловии к английскому изданию Артемидора выделяет многочисленные следы влияния эмпириков и скептиков. Однако А. Кессельз (А. Н. М. Kessels. Ancient Systems of Dream Classification//Mnemosune.- 1969.- P. 391) утверждает, что Артемидор был просто практикующим толкователем снов, с которыми он сталкивался в повседневной жизни.